Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени | страница 146



– КОТОРЫХ ВЫ ТОПИЛИ?!

Потом еще одну и еще. Он завалился навзничь.

– ЖГЛИ?! СТРЕЛЯЛИ?!

Еще раз ногой.

– Думал, это все никогда не кончится?

А ведь он такой же, как и все мы. Обыкновенный человек. Такой же, как я, Майк. Игрушка в руках каких-то обстоятельств. Марионетка…

Он копошился на земле, пытаясь стать на четвереньки.

– Давай, кончай уже… Делай свое дело… – прохрипел он.

Я подошел к нему, схватил за шиворот и помог подняться, Резким движением я привлек его к себе, прижав к горлу ствол Стечкина, который до сих пор находился в моей правой руке. А затем, громко харкнув, я смачно плюнул ему в рожу…

– Вали – коротко сказал я ему. Я слегка толкнул его вперед, не спуская оружия.

– Чего? – непонимающе спросил он, утираясь рукавом.

– Вали! – повторил я – я хочу, чтобы ты жил. И быстрее, а то передумаю…

Он вдруг опомнился и, ковыляя, побежал прямо через поле.

Нет, это не жалость.

Я подошел к лежащему неподалеку шлемофону и поднял его.

Это не жалость. Просто… Память об этом не должна исчезнуть. Она должна жить… Зачем превращать бандита в мученика. Пускай живет и помнит.

Из шлемофона доносилось гневное квакание прапорщика.

Я подошел к речке и кинул шлемофон в воду. Он проплыл пару метров, а потом, качнувшись, набрал воды и, издав последний возмущенный квак, ушел под воду.

Я знал, что я делаю.

Когда-то один малоизвестный поэт, которого звали Игорь Чекомазов, написал ответ самому Бродскому.

Я до сих пор его помню наизусть. Каждое слово…

Я шел вдоль берега и сам себе начал тихо его напевать.


– На барахолках, в овражках,
в борделях и даже в сортирах,
в маленьких каталажках,
и прямо в стрелковых тирах,
В прахе и в тлене прямо,
на Этне и на Фудзи-Яме,
Из звездного света сотканы,
Под небом стоят истуканы.

В журнале «Новый мир» напечатали только этих восемь строчек.

А ведь никто не знает, что у оно все-таки было закончено. Никто, кроме меня, ну и разумеется, самого Игоря. Еще там в Норильске, когда я собирался уезжать, я нашел его записанным на клочке бумаги. Еще двадцать четыре строки. Мелким убористым почерком. Двадцать четыре строчки, перечеркнутые крест-накрест. И сбоку корявыми буквами дописано:

Поздно. Уже слишком поздно

Может быть. Но только не для меня… Для меня это было в самый раз. Эти строки не раз помогали мне в трудные моменты моей жизни, и сейчас нужно были, как никогда.

Голос мой набирал силу. Я чувствовал, что правильное решение где-то рядом.


– Банальны они, нормальны,
Пресыщены и перегреты,
Внутри у них нету тайны