Наконец Унцио насытился, вылакав никак не меньше двух галлонов. Умыв лицо, он принялся разглаживать жидкие волосы на голове, приводить стоящую колом бороду. Сбившийся на бок звездунок, он с особой тщательностью протёр платком, смоченным в прозрачной воде. Весь его внешний вид свидетельствовал о горьких страданиях, выпавших на его долю, накопившуюся усталость, смешанную с неудовольствием своего пребывания не понятно где и не понятно за что. Хмурый взгляд воспалённых, не выспавшихся глаз выражал полное презрение окружающему миру. Словно обвиняя его во всех своих бедах и несчастьях. Его мучил голод, тело ломило и требовало мягкой постели, а не сырой твёрдой земли, с копошащимися в ней насекомыми. Ему самому казалось, нет несчастнее человека, чем он страждущий, лишённый тепла и крова ставшего за долгие годы родным монастыря Святого Похмелана. Слёзы умиления навернулись на глаза, когда он вспомнил сытые обеды, подававшиеся там, тихую мирную жизнь, главной целью которой являлись молитвы и чтение Священных Описаний, что служили ему хорошим снотворным. Теперь это представлялось волшебной сказкой, райским уголком, сладким сном, нечто таким, с чем ассоциируется понятие счастье. Он воочию прочувствовал на себе, беды первого человек выдворенного с рая. И хотя новоиспечённый помазанник божий тщился гнать лукавые мысли прочь, подспудно он не переставал думать, что зря поведал настоятелю о ночном видении. Не такой представлялась ему жизнь возвещателя благой вести Мируса. Хотя и поначалу всё шло не так уж и плохо. Он путешествовал не на своих двоих, как встарь верные апостолы, а на попутных подводах, пользуясь уважением и помощью соверующих мирян. В сёлах и деревня, что лежали на пути Унцио его привечали, кормили и поили, давали ночлег. За это он благословлял, радел молиться за их благополучие, и спасение души, следуя затем далее. Так длилось до встречи с бортником. На этом полоса благословений завершилась для него и началась полная испытаний и мытарств жизнь. Дёрнул его тогда дракус напроситься в попутчики. Мог ведь поехать с шорником, или с обозами риса, да соблазнился мёдом. Не мог он сам себе простить такой промашки. Мало того, что зад отдавил сидя на твердокаменных бочках, так ещё едва избежал смерти от разбойников местных, не говоря уж про взбалмошного мерина, что чуть было, не угробил до смерти своей скачкой необузданной. То, что он спас своим ездокам жизнь монах предпочитал не вспоминать, склоняясь скорее в сторону божьего проведения, нежели быстрых ног животного. Но, как выяснилось позже, это были цветочки. Преддверие ада. События, последовавшие засим, подтвердили народную пословицу «чем дальше в лес, тем больше леса»…
