Решила грузно послушаться. За прозрачным стеклом уже крупный снег валит большими же хлопьями махая на манер заблудших мотыльков. Вот только свой фонарь они отыщут только приблизившись к холодной земле.
«Подобное мажет подобное» – говорила мне старая подруга за бутылочкой с сосочкой. «Ты просто возьми и запусти сахарную дуру в сточную яму у водоносного колодца, там ей самое место».
Просто и со вкусом откусываю желтую пастилу. Больше никаких лишних звуков – только размеренный шаг электрической виолы.
На детской раскраске самозабвенно бытует яркая ягода, имя ее никогда не забыть, не вытравить белизной, не помочь с домашней работой.
День за днем: ранний подъем, одинаковая еда на завтрак и оранжевый экран любимой книги. Конца этому быть или не может быть. Может завтра наступит окончание рассказа или продолжение его.
Глава качнется маятником в правильную сторону, а мужчина перемахнет через железный поезд, расставив препинания без запятых.
Без знаков соленых слез клубничная мелодия расхваливает мой же художественный очерк. Искусство погребено под болью, радостью и отчаянием.
Вот бы схватить последний кусочек огромного перечного недоразумения и спустить бы его в мару сумеречных грез!
– Ночь не причем здесь. Клубничный шоколад будет завтра, ну и что? Желтая пастила на негнущихся ногах перекочевала из доброго ситца в подслащенное вино. Оно красное, смекаешь? То есть символ лица без отметин: только гладкое яйцо и все. – Сумерки стали подступать к горлу, забивая собой свободные пути для будущего смеха.
– Отойди чертова трещотка! Ты мне делаешь одолжение, вечер никогда не станет подобен утренним туманам! – Я хватаюсь за горло, прочищая его резиновым ершиком и сразу становится хорошо.
Путь снова свободен. Снова надеваю шлем из серебристых блесток, снова сажусь за столик, на котором неясным силуэтом обозначается лишь толстокожая книга.
«Еще книги мне тут не хватало, тоже будет шелестеть о различных советах». Настенные часы показывают извечное «пять минут одиннадцатого», я же перевожу взгляд в светлый провал окна. Ветер носится подобно русской шапке-ушанке на голове у пятилетнего ребенка. Такой маленький, а уже красуются щечки на синих глазах.
Нещадно клонит в сон, а желание шоколада с клубничной начинкой понемногу начало униматься. Книга теперь в открытую смотрит на меня, наблюдая за движением моих карих зрачков. Вот же наглая чертовка!
Хватаю ее и начинаю яростно листать, причиняя боль в первую очередь себе. В ней мелькают монохромные картинки и словосочетания, возвещающие о скором приходе радостного недержания. Странички лакают молочко моих пальцев, развращая любопытное восприятие откровенным содержанием.
