Другая беда заключалась в том, что Катя Гришина, похоже, обиделась. На математике она теперь демонстративно отодвигалась подальше и не хотела общаться.
– Кать, дай линейку! – например, просил он, не нуждаясь, конечно, ни в какой линейке. Но не реагировала, как будто его не существовало.
Что же, ясно, Тихонов уже знал, что женщины не прощают измен. Сначала Юлия Фёдоровна, теперь вот Громова… Бабник, – должно быть, думала она. Вот так, враз, он потерял всё, хотя и заслужил славу поэта. Да, – говорил он сам себе, шатаясь по коридору и хмуро глядя в пол, – одиночество удел великих!
Однажды он услышал, как Гришина сказала своим подругам, с которыми она болтала у двери класса:
– О, Тихонов такой плакса!
Это было сделано специально для него, она дождалась, когда он подойдёт поближе. Тихонов расстроился – значит, его слезы на уроке истории заметила не только Юлия Фёдоровна. Это стало ясно окончательно, когда Денисов вдруг, ни с того ни с сего, завёл с ним такой разговор:
– Кстати, Одиссей у Гомера постоянно плачет. Чуть что, и в слезы. Рыдает, волосы рвёт, в истерике бьётся. Да и другие мужики там не лучше.
– Серёг, почему ты решил, что это кстати?
– Поддержать тебя решил, – честно признался Денисов, – все же видели, как ты ревел.
– Ну, спасибо! – Тихонов покраснел.
– Да ладно, не всё так плохо. Вон Машка Петрова, сам слышал, говорит всем: «Такой Лёсенька, такой халёсенький когда плачет, так его обнять хочется!
– Да ей всех хочется обнять.
– Эх, – задумчиво вздохнул Денисов, – а меня почему-то нет…
Выходя из школы после уроков на улицу, вдруг чувствуешь, как всем своим весом на тебя обрушивается весна. Она не расплющивает и не давит, но, как огромная волна, вдруг вскидывает на самую вершину своего гребня. В этот момент всё внезапно меняется. Тебя подхватывает мощный поток из солнечных бликов, тёплых теней, луж, в которых синеет небо и плывут облака, пряных запахов, и мир преображается – он теперь кажется дивным и полным добра, он многообещающ и заманчив. И если при этом ты волен идти с друзьями в парк играть в банки, то жизнь, безусловно, удалась. Всегда бы так, всю вечность!
Древние, если верить Гомеру, основное счастье видели в том, чтобы жрать и пить. Недаром у него то и дело все садятся за трапезу, едят мясо, пьют вино и могут заниматься этим месяцами. А банки, – думал Тихонов, – это ещё лучше, чем жрать и пить.
Игра в банки довольно сложна и требует соблюдения многих правил. Вроде бы, на первый взгляд, всё легко: сбей палкой банку с десяти шагов. Попал – получаешь новое звание и особые игровые привилегии. Но попал ты или не попал – должен свою палку вернуть, причём так, чтобы охраняющий банку тебя не стукнул. Кто не сумел, тот новый охранник банки. К тому же, бить без промаха нереально, случаются косяки, потому что и асфальт неровный, и палки кривоваты, да и рука подводит.
