— Чем ты думала, когда на него полезла?
Крест, несмотря на все знаки Олеси помолчать, не сдержался. Нет, он не хотел ругать, воспитывать или упрекать сестру (знал, что не имел на это никакого морального права), но все же не сдержался. Просто хотел понять, чего ей не хватало, почему она так… опустилась, что готова была переспать «по пьяни» на замызганном, оплеванном полу беседки на заднем дворе клуба с первым встречным. Ну ладно, не с первым встречным, но не в таких же условиях… Как же можно так себя не ценить, не уважать, не любить?
— Зачем тебе это? — с горечью повторил он. — Куда торопишься? Успеешь еще.
Настя, до этого тихо всхлипывающая на плече у Олеси, в ответ на его слова зарыдала еще громче, только на этот раз ее слезы были тоскливые, жалобные.
— Я люблю его, — прошептала она пылко, как будто не могла сдержать признание, и горячо веря, что это достаточное оправдание для всего, — а он на меня не смотрит.
— И что?! — вспылил Крест. — Ты думала, что вот так переспав с ним, станешь для него самой лучшей? Что он сразу в тебя влюбится, что ли? Станешь для него единственной и неповторимой?! Ха!
— Тш-ш, — Олеся с укором взглянула на него, крепко прижимая к себе Настю. Погладила плачущую девочку по волосам, одновременно чувствуя, как болью внутри отзываются его слова. Хотела попросить его замолчать, но не смогла — ведь он еще не все сказал…
Девушки сидели на ступеньках второй веранды, которая оказалась ближе всего к тому месту, где Настя метнула булыжником в брата, а Крест нервно расхаживал перед ними, изредка прикасаясь рукой к ране на лбу. Расхаживал и говорил, говорил, говорил…
— Ты что думаешь? Мы запоминаем тех, кто вот так доступен нам? Кто сам себя откровенно предлагает?! Да этот твой… Леша… он и не вспомнит о тебе завтра! И хорошо, если не вспомнит! А то ведь и дружкам рассказать может, какая ты ш… — Олеся вскинула на него возмущенный взгляд, но Крест уже и сам понял, что дал лишку. Он осекся и повторил уже гораздо спокойнее: — В общем, если о тебе пойдет слава, как о легкодоступной девушке, тебя вряд ли кто-то будет уважать после этого. И вполне заслуженно!
— Так, все! — тут уже не выдержала Олеся. — Иди, погуляй, ладно? А мы тут сами поговорим — между нами, девочками. Давай-давай, иди, — спровадила она Креста, а сама вновь приникла к Насте, ласково зашептала ей на ушко: — Настюш, я понимаю, что ты чувствуешь. Правда. Я и сама такой была. Влюбилась в школе безответно и страдала, так же как и ты, потому что он меня не замечал.
