Следовало бы поскорее собраться и уйти: сейчас все поедут на работу и придётся постараться, чтобы проскочить незамеченным мимо прохожих, снова вылезая через окно. Почему-то идея впервые воспользоваться дверью кажется настоящим предательством.
Вся одежда на нём, но нет уверенности, что получится твёрдо стоять на ногах с таким головокружением и подступающей тошнотой. Взгляд невольно снова скользит по ней: из-под одеяла выглядывает оголённое хрупкое плечо с врезавшейся в него светлой лямочкой белья, которую тут же хочется стянуть, даруя полную свободу полупрозрачной коже.
Он не может вспомнить, как и когда они уснули, трёт слипающиеся глаза и массирует пальцами виски, надеясь немного прояснить события ночи после того, как она спрашивала что-то про звёзды. Его губы расплываются в улыбке: подобные разговоры всегда в её стиле, независимо от того, где они находятся и сколько уже выпили.
Аккуратно отодвинувшись подальше от прижимающегося к нему и источающего тепло тела, он слезает с кровати, покачивается, хватается рукой за изголовье, чтобы не упасть. Давно не приходилось напиваться до такого состояния, но судя по тому, как спокойно и приятно на душе, оно того стоило.
По пути к кроссовкам и куртке, валяющимися под подоконником, он наступает на скомканную голубую тряпку, кажущуюся смутно знакомой по прошлому вечеру. Платье с нелепыми рюшами и бантиками, совсем кукольное, но ей невероятно шло, — нестерпимо хотелось залезть под него, несмотря на то, что обычно подобного рода мысли он сразу же отгонял. У них ведь не те отношения, где можно разок потрахаться, а потом прикинуться, будто ничего не случилось.
Платье быстро оказывается в руках, повисает в воздухе, распрямляется, удерживаемое его дрожащими ладонями за рукава. Ему не приснилось. На светлой ткани отчётливо видны пятна засохшей спермы и кровавые разводы вокруг. Взгляд падает на собственные пальцы, отмечает багряную кромку под ногтями и оранжево-красные разводы у костяшек.
Она на кровати, спит по прежнему крепко: грудь размеренно поднимается и опускается под одеялом, а он вспоминает, как долго не мог его найти, потом — как тщательно и усердно подтыкал края под её пышущее жаром тело.
Зато никак не выходит вспомнить другое, более важное. Не сопротивлялась ли она, не говорила ли что-нибудь, прежде чем принять его в себя? Ему хотелось бы с уверенностью сказать, что такое не осталось бы незамеченным, но реальность намного прозаичней, а выпитая доза алкоголя способна была исказить происходящее до неузнаваемости.
