Губы беспомощно упираются ей в первые позвонки, пока ему слишком хорошо и плохо одновременно, чтобы хотя бы попробовать поцеловать тончайшую кожу. Не имеет смысла расстёгивать и снимать платье, слишком долго, и совсем не нужно, когда его ладони уже настолько мокрые от неё, что тело вот-вот сведёт судорогой от возбуждения.
Он расстёгивает ширинку и, не теряя драгоценного времени, протискивается внутрь неё настолько глубоко, насколько позволяет не самая удачная позиция. Первые несколько толчков выходят хаотичными и насквозь пропитанными паникой: ему до сих пор кажется, что вот сейчас она вывернется из крепкой хватки вцепившейся в талию руки и куда-нибудь исчезнет, оставит лежать одного на смятой кровати, с ноющим от желания членом и своей смазкой, почти стекающей по пальцам.
Возможно, подобные мысли не имеют ничего общего с реальностью, но его они злят и заводят, вынуждая двигаться в ней быстрее и резче. Два пальца он настойчиво толкает внутрь её рта, достаёт наружу, касаясь мягких и сухих губ самыми подушечками, а потом опять проталкивает внутрь, немного замедляясь только в тот момент, когда она начинает усердно водить по ним языком, даря восхитительное ощущение власти.
Другая ладонь перемещается с талии на бедро, со всей силы сжимает, мнёт, пощипывает, наверняка своими грубыми касаниями оставляя следы. Это вовсе не случайность: ему нужно задержаться подольше рядом с ней, отпечататься в памяти хотя бы так. Всего на один короткий миг хочется содрать с неё кожу и забрать себе, чтобы иметь возможность трогать её всегда, когда это покажется остро необходимым.
Она не издаёт ни звука даже когда рот оказывается свободным от пальцев, только прерывисто и поверхностно дышит, задыхается с каждым новым толчком внутрь себя, сильно сотрясающим маленькое и почти невесомое тело. Ему тоже становится слишком мало воздуха, и охватывает желание задохнуться прямо здесь и сейчас, чтобы не чувствовать ничего, после того, как всё закончится.
Внутри неё до сих пор очень узко, и напрягаясь, он слышит шлепки, с которыми резко соприкасаются их бёдра. Вместо того, чтобы помочь отвлечься, эти звуки заводят ещё сильнее, подталкивая к пределу терпения. Кровь стучит в висках, зубы в отчаянии цепляются за основание шеи, чтобы погасить рвущийся наружу звериный рык и её имя, так и перекатывающееся на языке приятной кислинкой.
Руки мечутся по ней в поисках опоры, и в тот момент сквозь пелену страсти и опьянения он понимает, что не надевал презерватив — было совсем не до того. Успевает вытащить член и кончает прямо в складки платья, будоражащего его воображение весь минувший вечер.
