— А мне всё равно проще сдохнуть, чем отойти от тебя хоть на один шаг, — он выпускает её ладонь, чтобы положить руку ей на поясницу и напомнить, что они должны танцевать. Должны двигаться, шевелиться, продолжать устроенный друг для друга фарс, давно потерявший всякий смысл.
Просто друзья просто танцуют, не так ли?
Её пальцы хватаются за его плечо, грудь часто вздымается, прислоняется к нему возбуждающе-приятно. Мир кружится, кружится, кружится вокруг, и только для них двоих время останавливает свой ход.
В недопустимой близости тел. В горячих прикосновениях. В рваном и поверхностном дыхании. В словах, которые четыре месяца жгли изнутри, не находя возможности вырваться наружу.
— Мне нужно видеть тебя. Постоянно. Слышать тебя. Каждый день. Быть рядом. Всегда.
От каждого признания она вздрагивает всем телом, как от удара плетью. Не поднимает на него взгляд, и только пальцы сжимаются всё сильнее, принося им обоим боль.
— Мне хочется обладать тобой. Целиком. Телом. Мыслями. Сердцем. Душой.
Она прячет лицо у него на груди, не смущаясь или раздумывая, а просто устраиваясь так, чтобы хриплый шёпот первым делом долетал именно до её слуха. Чтобы в полной мере упиваться льющейся из него кислотой откровений, которая сегодня непременно разъест их обоих до костей.
— Мне нечего тебе предложить, кроме самого себя. И ты сама знаешь, что это будет не дар, а наказание.
Пальцы ведут вверх по её спине, вскользь касаются легко прощупываемых сквозь блузку позвонков, поднимаются по тонкой шее и зарываются прямиком в волосы. И растирают пряди между подушечками, мнут, резко сжимают в кулак и оттягивают в сторону, вынуждая её поднять голову и смотреть прямо на него, глаза в глаза, губы в губы.
Что-то тягостно, болезненно-приятно пульсирует в нём: сердце, гонящее через себя бурлящую кровь, или член, наливающийся густой похотью до каменного состояния.
Он смотрит на её чуть приоткрытый рот, подаётся всё ближе и ближе, а в голове взрываются с грохотом новогодние хлопушки, засыпая всё вокруг издевательски-жизнерадостным разноцветным конфетти. И сквозь завесу мерцающих ярких пятен перед глазами думает вовсе не о том, кто ещё касался этих губ, а с поразительной точностью воспроизводит перед собой картину того, как плотно они смыкались вокруг его члена.
Музыка стихает так не вовремя, и на несколько секунд они остаются в этой двусмысленной позе, с недвусмысленно упирающейся ей в живот эрекцией, с мысленно случившимся только что поцелуем.
