Он уже сам не понимает, что между ними происходит. Единственное, что крутится в опьяневшей от возбуждения голове: они больше не просто друзья. А кто?
Она легонько подаётся бёдрами ему навстречу, позволяя головке проскользнуть внутрь, снова замирает и издаёт что-то похожее на стон, прорывающийся сквозь плотно сжатые губы. Его пальцы зарываются в волосы на её затылке, перебирают пушистые пряди, помогая отвлечься и остыть, но она воспринимает этот жест по-своему: комкает оказавшиеся под ладонями листы, немного запрокидывает голову и насаживается на его член до конца.
И после этого остальное становится для него абсолютно неважным, таким пустым и лишённым всякого смысла. Остаётся только удовольствие от размеренных, ритмичных толчков внутрь неё, от которых вздрагивает зажатое в кольце его рук тело, ощущение разгорячённой мягкой кожи под его губами и родной запах, сплетающийся с острым ароматом похоти в единый будоражащий коктейль.
Он наматывает её волосы на кулак и оттягивает их, снова покусывает шею, забываясь и не думая о том, что может оставить следы там, где их уже не скрыть под рубашкой. Хочется слиться с ней, раствориться без остатка. Толчки всё быстрее и яростнее, потому что ему так плохо и так хорошо сейчас.
Потому что он её ненавидит-ненавидит-ненавидит, но любит-любит-любит всё же немного больше.
И когда её стыдливые, тщательно сдерживаемые стоны переходят в вереницу раздражающих всхлипов, он всё же находит в себе силы замедлиться, а потом и вовсе остановиться, заметив как от падающих на листы слёз расплываются чернила.
Он нехотя выходит из неё, грубо хватает за плечо и разворачивает к себе одним рывком, второй ладонью придерживает за талию, удерживая от падения. Смотрит на неё прямо и с вызовом, не жалея ни о чём из того, что сделал с ней. Потому что знает, как много ещё хотел сделать, но смог вовремя остановиться.
Её губы искусаны и дрожат, широко распахнутые глаза смотрят на него с мольбой и болью, от которой внутренности снова стягиваются в узел, только на этот раз не возбуждения, а страха. По щеке начинает скатываться слеза и он быстро смахивает её большим пальцем, собираясь что-нибудь сказать.
Но только приоткрывает рот, не успев сформулировать ни одной чёткой мысли, как она сама тянется к нему навстречу, привстаёт на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его лица. Её ладонь нерешительно опускается на шею, вздрагивает, будто ошпарившись о пылающую от вожделения кожу, медленно движется к затылку. Невесомый поцелуй остаётся где-то на подбородке, и только после этого он всё же склоняется чуть ниже.
