Дальше все как в тумане. Платье, которое я только успела надеть, снова оказалось на полу. Старая кровать протестующе заскрипела, когда он буквально швырнул меня на нее, тут же наваливаясь сверху. Его губы, ласкающие кожу.
Изнемогая от предвкушения, я выгнулась навстречу. В венах кипела кровь, отравленная желанием. Хотелось большего. Здесь. Сейчас. С ним. Хотелось до конца. Теряя рассудок и связь с реальностью. Забывая собственное имя. Забывая, кто я, где я. До слез, до нервной тряски.
Я даже не догадывалась, что такое бывает, что можно настолько желать мужчину, сходить с ума и умирать от одной мысли, что, если бы не мистическое стечение обстоятельств, мы бы с ним никогда не встретились.
Он внезапно замер, упираясь руками по обе стороны от меня и тяжело дыша:
— Нельзя.
Такое простое слово, но меня от него прострелило насквозь, от макушки и до самых пяток.
— Почему, — еле дыша спросила я.
— Потому что нельзя. — его голос хрипел, а в глазах полыхало такое пламя, что казалось, приблизься еще немного и сгоришь дотла.
Рэй через силу убрал руки с моего тела и отодвинулся сначала на край кровати, потом и вовсе встал. Громко выдохнул, раздраженно потер шею и отошел к окну.
Тут же стало холодно и почему-то стыдно. Я увидела себя со стороны. Разобранная, почти что голая, с пылающими щеками, шальным взглядом, припухшими от бесстыдных поцелуев губами.
Мы ведь едва знакомы…
Окончательно смутившись, я прижала к груди колючее одеяло и затравлено оглянулась по сторонам, в поисках платья. Оно жалкой кучкой валялось возле кровати. Грязное, помятое…такое же, как и я сама.
Мужчина даже не обернулся. В отличие от меня, он уже был спокоен. Его дыхание выровнялось, плечи перестали напряженно подрагивать. Он уперся руками в подоконник и равнодушно смотрел в окно, будто меня и не было рядом, будто всего пару мгновений не целовал так, что кругом шла голова.
«Потому что нельзя», — гремели в голове его тихие слова.
Нельзя что? Идти на поводу у своих желаний? Быть солдатом и проявлять чувства? Целовать попаданок? Что именно нельзя? А, может, он не свободен? Может, у него жена и дети, а со мной он просто проявил непростительную слабость?
Стало совсем тошно. В полнейшей тишине я натягивала платье, путалась в подоле, рукавах, завязках. Перед глазами пелена непрошенных слез, и внутри, за ребрами так больно, что нет сил терпеть.
Мне двадцать три, и я далеко не монахиня. У меня были отношения, но за всю жизнь я ни разу не чувствовала такого. Все мои любовные переживания ограничивались трепетом перед свиданием и робостью первого поцелуя. Я и не догадывалась, что может быть вот так: душа наизнанку, а сердце вскачь. Не верила, что такое бывает на самом деле.
