– Почему во всех больницах так сильно пахнет хлоркой? – задала мне вопрос моя безымянная соседка. Она хотела поговорить, отвлечься. Я могу её понять – невыносимо сидеть в этой длинной очереди и ждать, ждать, когда тебе объяснят хоть что-то.
Женщина в конце очереди рыдает в трубку:
– Мне позвонили час назад и сказали, что у меня рак…
– Невыносимо воняет, – снова заметила соседка.
Я кивнула, и она мигом ожила.
– Дезинфекция! – выпалила она в надежде завязать разговор.
– Конечно, – я решила поддержать. – Видите, сколько нас, больных? – я окинула очередь из десяти женщин. – Много!
– Вам тоже звонили? – она наклонилась и спросила шёпотом.
– Нет, меня направили.
Она цокнула и покачала головой.
– Я за результатом, – продолжила я, отдаваясь воспоминаниям.
Душный, маленький кабинет; врач склонилась над заключениями. Тонкие пальцы быстро пробегают по латинским названиям и цифрам.
– Здесь хорошо. Тут всё нормально, – она бубнила себе под нос, как молитву.
– Это вообще лечится?
– Да! – автоматически воскликнула она. – Только изначально нужно найти причину.
Я обнадеживающе глянула на справки и уточнила:
– Я уже могу приступать к лечению?
– Пока нет, – она избегала моего взгляда. – Чаще всего причина в инфекциях, – она оторвалась от бумаг, – только в ваших анализах их не обнаружено.
– И?
Сердце с грохотом колотилось.
– Нужно сдать биопсию, чтобы картина стала полной. Биопсия – это…
– Можете не объяснять, – я резко перебила её.
Воспоминания, глубоко запрятанные в детстве, словно призрачные тени выползали наружу. Я видела мать, её сгорбленную спину: она приехала после очередной биопсии. Тонное иссечение тканей, маленький кусочек отправляется на пробу – он выявит природу образования. Чтобы обрадовать человека или убить страшным приговором: «У Вас онкология!».
Моя соседка подтолкнула меня:
– Идите, ваша очередь.
Я встаю; ноги ватные. Мне страшно. Совсем недавно я хотела убить себя, а сейчас боюсь умереть.
Меня встретила стерильно-белая комната и много света. После тёмного коридора глаза заслезились.
– Направление? – без приветствия спросила у меня худощавая женщина с ярко-красными губами.
Я кивнула. Здесь не принято тратить время на светские беседы. Здесь конвейер. Одна заходит, другая выходит. Одна плачет, а другая – радуется.
Она быстро делала пометки, сверила даты и номера:
– Мария, – она обращается по имени. Нутро сжимается, предчувствуя нехорошее. Сердце гулко начинает стучать.
– Присядьте, – отрывисто бросает она.
