– Женя, ты помнишь наш разговор там в Парке Горького?
Она смотрит на меня, не понимая, к чему я клоню. Было весело, я рассказывал про свой первый прыжок с парашютом, она вспоминала свой. Оказывается, она в свои годы тоже умудрилась прыгнуть. Я похвалил её, восхищаясь её отвагой, и углубился в детали, рассказывая как у меня тряслась каждая поджилка, когда открылся десантный люк. Она смеялась и говорила, что где – то вычитала, что оказывается женщины внутренне гораздо отважней мужчин. Им мешают проявится только стереотипы и излишняя показуха и напористость с которой мужики отвоёвывают себе место на пьедестале. Я соглашался с ней приводя в пример амазонок, Жанну Д Арк и других отважных женщин. Она говорила, что мужики с каждым поколением становятся слабее, когда женщины, напротив, набирают силу. Она не на шутку разошлась, говоря о том, что мужики стали женственными и фальшивыми. Потом она поправилась, сказав, что меня в виду не имеет, и что я один из немногих настоящих, практически последний из Могикан. Это было самое подходящее место, чтобы мне наконец то вступить и откровенно рубануть, то, что я вынашивал всё это время. Я ждал этого момента, точно определился с тем, что он настанет именно этим вечером, и он настал. Более подходящего может и не подвернуться. Вот здесь я сделал глубокий вдох, отпустил поручни и шагнул в пустоту.
– Женя, ты помнишь наш разговор там в Парке Горького?
– что-то припоминаю, это же было в тот день, когда… – Она была растеряна, она не могла не помнить, то, что я ей говорил.
– Тогда я сказал, что влюбился в тебя, и это была вторая наша встреча. Сейчас я знаю тебя уже два с половиной месяца и не могу сказать, что влюбился. Я люблю тебя, и не знаю что с этим делать. В любом случае я должен признаться тебе в этом честно.
Она застыла на диване, как была, скрестив в позе лотоса ноги в обтягивающих розовых трико, держа перед собой маленького плюшевого медведя. Этот медведь был всегда с ней, когда она находилась дома. С ним она ложилась и просыпалась с ним, наверное, делилась тем, что не могла доверить никому на свете. Вот и сейчас она тискает, мнёт в руках этого медведя и молчит. Сначала молчит смущённо, потом изучающее, вот она уже молчит вызывающе, глядя на меня горящими глазами.
Скажи уже хоть что – нибудь. Я сейчас не смогу выдержать и выкачусь из этой комнаты на хрен! Я понимаю, что я мечтаю о невозможном, но лучше сейчас обрубить все концы. Только сделай это и сделай по возможности деликатно, чтобы потом не расстраиваться самой. Я знаю, ты сможешь!
