Корональ склонил голову и брезгливо поморщился, словно от зубной нудной боли.
— Ложь, — протянул он. — Ты тоже будешь убеждать меня, — в его голосе послышался грохот разбивающейся о скалы в белую пену волны, — что у меня не о чем спросить больше, кроме как за свою иссеченную шкуру? Я все знаю, старик. Я разузнал твоем преступлении сразу же, как взошел на трон.
— О чем ты, — прошептал старик помертвевшими губами.
— О моей семье, — ответил молодой Корональ. В его глазах плавала ненависть, он был одержим, пьян ею. — Ты помог уничтожить их всех. И все они ни в чем не провинились перед тобой, как и твоя дочь — передо мной, — голос его дрогнул, но Корональ быстро взял себя в руки. — Поэтому я предлагаю тебе сделку. У меня нет особого желания пачкать руки в крови невинных, хотя твоей глупой и надменной дочери я с удовольствием расписал бы спину теми же письменами, какими вы изрисовали меня. Я отпускаю девчонку, — чуть поморщившись, произнес Корональ, — а ты сам идешь ко мне, и я убиваю тебя таким способом, каким, например, была убита моя мать. Ты умрешь, — глаза Короналя сверкнули ярко и одержимо, — но честь твоя будет сохранена. Я могу поклясться в том, что не трону твою дочь и пальцем, если ты сдашься. Ты же понимаешь, что я знаю, куда ты спрятался; куда твое тощее тело забилось, в какую нору. Я могу вытащить тебя оттуда сию минуту. Но я даю тебе шанс сделать это самому, достойно встретить свою смерть. Я милостиво дарю тебе право выбора.
Старика трясло; от ужаса по вискам его текли капли пота, и Корональ снова усмехнулся, показав белые зубы, на миг став похожим на хищника, забавляющегося со своей добычей.
— Что?! — притворно удивился Корональ, обходя кругом Нову, съежившуюся под его плотоядным взглядом. — Ты боишься такой смерти, старик? Не вынесешь того, что сделали с женщинами и даже с маленькими детьми?
— А что, — с трудом произнесла Нова, вытолкнув слова непослушным языком сквозь судорожно сжатые зубы, — что произошло с твоей матерью?..
Корональ, заложив руки за спину, остановился позади дрожащей девушки и с минуту стоял неподвижно и молча, вспоминая те страшные дни. Затем он склонился к самому уху девушки, приблизил свои губы к ее коже так, что она ощутила его горячее дыхание. Его синие глаза блеснули яркими звездами над ее плечом, и он выдохнул тихо, чтобы услышала только она:
— Ей перерезали горло и, еще живую, скинули в костер, — в его голосе было много ласкающей мягкости, словно он говорил о чем-то прекрасном. — И я сейчас рад, что она мертва. Знаешь, почему? Потому что ее мучения кончены. Я напоминаю себе об этом каждый день — ей больше не больно. И это благо. Как думаешь, — Корональ чуть отстранился от девушки, — твой отец согласится ради тебя вытерпеть это? А, старик? Ты согласен? Я не слышу твоего ответа! Что ты предпочтешь, смерть и честь или жизнь и бесчестие?
