Ролан склонился к ней.
– Вряд ли я буду об этом жалеть. У меня есть оправдание. Это ты. – Ролан говорил хриплым полушепотом. Ему не хотелось больше думать, не хотелось понимать. Ему хотелось, наконец, отдаться в руки ранее сдерживаемых желаний.
– Это ты сейчас так думаешь. Завтра же…
– Помолчи, Брина. – Он медленно, одну за другой, стал расстегивать пуговицы кофточки, открывая миру черное белье.
– …ты будешь думать…
– Брина…
– …совсем по-другому.
– …закрой свой рот, – велел ей Ролан, намеренно заглянув ей в глаза.
Брина сглотнула, в больших глазах читался испуг…либо так она играла, подстегивала, возбуждала себя и его.
Ролан удовлетворенно смял ей грудь и наклонился, желая, наконец-таки, поцеловать Брину…
– Нет, Ролан, я не хочу, – Брина забила по нему кулаками. – Отойди, отпусти, не трогай…
Ролан непонимающе отстранился. Брина воспользовалась дезориентацией Ролана и вырвалась из крепких объятий.
– Я…Ролан,…я…– блеяла невнятно Брина. – Я должна идти, – заключила Брина, отвернулась и, на ходу застегивая кофту, скрылась в редкой толпе. Брина сбежала. Он видел, как она покинула бар.
При этом ни разу не оглянулась назад.
Ролан в недоумении смотрел ей в след. Она его кинула. Брина его только что кинула…
Ему хотелось сорваться с места и помчаться за ней, скорее догнать. «Сделай, сделай, сделай», настойчиво звучало в голове. Но он не сорвался, не побежал. Почему?
Потому что был идиотом. Пятью минутами ранее, когда купился на поощряющий взгляд. Он позабыл, с кем имеет дело. С динамщицей. Он имел дело с натуральной динамщицец. Как и другим, она обещала ему себя: взглядами, жестами, речами. Как и других, она его провела. Он попался на острый крючок и пополнил список неудачников…
Ролан превратился в одного из многих.
***
Весь следующий день Брина провела дома. Она никуда не выходила и лишь изредка слонялась по белым коридорам, прокладывая путь из точки А – своей комнаты, в точку Б – на кухню, а затем обратно. Чуть позже маневры повторялись.
Брина не хотела вспоминать события, которые произошли накануне вечером, не хотела задумываться о причинах своего нелогичного поведения и уж тем более не желала знать, что о ней теперь думал Ролан. Наверняка, ничего хорошего.
Она раздразнила мужчину и, в действительности, получила то, что должна была получить – соответствующую ответную реакцию. Что называется, нарвалась. А затем сбежала. Взяла и ушла, оставив обескураженного Ролана одного. И какое после этого мнение он должен был о ней сложить? Вряд ли положительное. У него и до того нравственные принципы Брины и своеобразная жизненная мораль не пользовались популярностью. Сейчас он и вовсе ее не понимал.
