***
Матушка смотрела на Змейку. Змейка на матушку… не смотрела. Качаясь на табуретке, топила сердитый взгляд в белой кружке с отбитой ручкой.
– Распутница! Бесстыдница! Опозорила! – матушка картинно закатывала глаза и откидывала назад голову. Получалось очень эффектно, прям хоть сейчас в театре играй – изображай предсмертные муки. – И на табуретке не качайся.
Змейка послушалась, престала. В таком состоянии матушку лучше не гневить.
– Не позорила я. Я ж для дела! Я ему помогала… – попыталась оправдаться, но лишь подлила масла в огонь.
– Кому эт-там ты помогала?
– Ныряльщику.
– Ах, этому? – матушка кашлянула в кулак, поперхнувшись праведным гневом. – Тем более бесстыдница! Вдова Ханна, между прочим, все рассказала. Как ты к этому, прости Пресветлый, Ныряльщику за полночь в окно шастала. И на Летнике с ним у забора тискалась, бессовестная! Коленки так, смотрю, сами в стороны и разъезжаются, стоит ему поблизости появиться? Ух, распутница… И выброси уже эту кружку. Битая она, не к добру.
– Ты не права, мам, – осмелилась возразить Змейка, – ты ведь сама на меня поясок одела, а теперь грехами осыпаешь, как из рога изобилия. Не грешила я, сама знаешь.
– Слава Пресветлому, что не грешила. Поясок – вещица бесценная. В особенности, для таких вертихвосток, как ты. Не грешила она. Да у тебя одних мыслей в голове на девятый адский круг хватает.
На этом моменте Змейка позволила себе абстрагироваться от реальности, и далее в яростные тирады не вникать. Она прикрыла глаза и стала отхлебывать из злосчастной кружки травяной чай. Мимо, как стрелы на поле битвы, с присвистом пролетали обидные грубости, запугивания и обвинения. Змейка не реагировала – что толку оправдываться? И вообще, оправдание для виноватых, а она себя такой не считала.
Теплый чай. А все остальное просто бессмысленный поток матушкиных заблуждений и домыслов. Чай. Как сон. Как небытие.
К реальности Змейку возвратило неожиданно прозвучавшее слово. Резкое такое слово, неприятное, будто кто-то закашлялся от дыма и выдохнул резко – «сваха».
– …сваха, говорю, из города приехала, к родственникам. Известная сваха, опытная. Найму ее для тебя.
– Для меня? Наймешь, – Змейка глянула на мать испуганно, не желая верить своим ушам.
– Найму. Дороговато, конечно, но, думаю, тех денег, что мы на лошадь скопили, хватит.
– Так ведь то на лошадь! – чуть не плача, воскликнула Змейка. От обиды сжалось сердце, слезливая пленка стала застить глаза.
Она мечтала о собственной лошади. Хоть о плохонькой, но своей, чтобы у тетки Гани Лучика не просить.
