Так есть ли танцовщица? Есть ли она? Или это просто пляска огня в очаге? Конечно, есть. Вот же! Вот! Совсем рядом крутился волчком, трясет волосами, кидая от плеча к плечу легкую голову. От нее пахнет пряностями, ветром и жизнью. Никакой фальши. Никаких вонючих духов, что непременно имелись у большинства столичных модниц. А тут – нет. Тут все честно! И разгоряченный женский запах будоражит мысли, лишая последнего ума.
Как выяснилось, таких поклонников Змейкиного танцевального таланта и без Чета нашлось немало. Первым к девице прорвался черноусый щеголь, растолкал толпу и отшвырнул в сторону одного из музыкантов. Музыка сразу надорвалась. Не прекратилась, но мгновенно потеряла свое магическое очарование.
Чернус, словно тигр, молниеносно бросился и схватил деву за руку. Потянул с видом удачливого рыбака из круга к себе. Люди вокруг возмущались, но помогать пойманной девушке никто не спешил.
И тогда Четовы глаза сфокусировались на наглеце, как прицел. Пусть с девицей его ничего особого не связывало – только мимолетное, деловое знакомство и несколько ни к чему не обязывающих встреч – это отпугнуло бы от стычки любого другого! Чет же, в отличие от этих самых любых других, порой рассуждал категорично, поэтому в мыслях уже пометил девчонку неоспоримым знаком «Мое!» Неосознанно пометил. И теперь это «Мое!» не дозволяло терпеть притязания от какого-то малознакомого типа с сомнительной жизненной позицией.
Ныряльщик в два прыжка настиг посягателя, грубо сдернул чужую руку со Змейкиного рукава.
– Отвали, – предложил коротко и доходчиво.
– Совсем обнаглел, святоша?
Черноус оскорблено вскинулся, отступил на пару шагов и призывно заозирался в поисках товарищей. Те себя ждать не заставили – стеклись со всей таверны, сомкнулись за спиной своего опасной дружной стаей. Всего, с черноусом, десять.
Чет прищурился, внимательно оглядывая ряды противника. Один против десяти – хреново дело. На ладони болезненно вспыхнула Светлая Печать. Вспыхнула и погасла. Ее можно использовать только против сил зла. Против людей – строгий запрет, за нарушение которого кинут в застенок, а то и вовсе казнят.
Меча тоже нет. Он так и остался лежать в особняке Пинки-Роуз, притороченный к потертому ремню Вафлиного седла. Меч, конечно, вещь хорошая, но у Чета не было к нему привычки. Отбили во времена дерзкой юности. В Уносе без разрешения носить сталь нельзя было никому. В особенности всякому уличному сброду. За холодное оружие помельче полицаи колотили. За меч ломали пальцы молодежи, а взрослым могли и вовсе поотрубать сгоряча…
