– Что? Он тоже из Ордена? Вот теперь, Теодор, я совершенно точно поняла, что ты пошутил. Ха-ха-ха…
***
Змейка пряталась в лопухах до глубокой ночи. Сидела тихо-тихо, ожидая, когда спадут последние всполохи на западе, сиреневые и алые. Только когда на Ланью Тишь пала тьма, беглянка позволила себе пошевелиться и подняться в рост.
По тропе, что пряталась за толстыми лопушиными стволами, пару раз прошли люди. Вдали раздался голос Власты. Пару минут она позвала, покричала, но вскоре затихла.
Змейка выбралась из убежища. Пошла. Провалы переходов старой постройки разевались в ее сторону мрачными пастями. Тропа под ногами пахла плесневелой землей, из-под замшелых старых бревен по сторонам тянуло грибницей. Где-то далеко, за жасминовыми кустами возились и рычали собаки.
Бедро онемело – падре Герман вложил в удары все свое негодование.
Змейка тоже негодовала. Все против нее одной ополчились! И матушка, и падре, и сваха со своим дурацким женихом! Нет хуже врагов, чем назойливые люди, считающие себя заботливыми и правыми. Вот вредины!
«Не сдавайся! – внутренний демон сжал крохотные кулачки и принялся подбадривать хозяйку. – Давай придумаем что-нибудь, чтобы нам приятно, а всем назло!»
И Змейка придумала. Мысль прошлась по внутренностям печным жаром, от нее сразу стало сладко и хорошо. В животе появилось знакомое чувство тяжести. Вот оно – демонское, подлое и коварное! Не-е-ет, не получит ее невинность противный старый жених – разочарование его великое ждет!
Змейка кивнула сама себе и решительно направилась к особняку Пинки-Роуз. Поднялась на крыльцо, настойчиво постучала в дверь.
***
Ночь, лунный свет, бедра изгиб –
И ты низвержен, ты погиб,
Не опровергнуть догму поцелуя…
Ты связан, и разбит твой трон,
Но с губ слетает сладкий стон,
И в этом стоне слышно: «Аллилуйя…»
(С) Леонард Коэн «Аллилуйя»
Чет, как сторожевой пес, вскинулся на звук. Отставив бутылку вина, пошел отпирать.
– Кто? – спросил не самым вежливым тоном.
– Можно? – знакомый голос прорвался сквозь цикадный звон ночи.
– Сейчас открою.
Щеколда щелкнула, откидываясь. В Ланьей Тиши бояться Чету было особенно некого, и дверь он запирал скорее по привычке, нежели из особой осторожности. А еще из-за Вафли, чтоб не бродила по округе.
Ночь прорезалась желтым прямоугольником. Освещенное нутро особняка Пинки-Роуз на мгновение открылось во тьму, явив ей черный силуэт на фоне прихожей. С улицы в дом робко скользнула легкая тень. Дверь закрылась, оставив мрак за дверью догадываться и недоумевать…
