8. Помимо прочего рассуждал Аполлоний с жителями Смирны и о том, как следует городам пребывать в мире, ибо заметил среди граждан распри и раздоры. Он говорил, что в верно устроенном городе следует сочетать согласие с враждою, — а так как слова эти показались всем несообразными и неубедительными, он понял, что многие не сумели уследить за его мыслью и пояснил: «Никогда белое не выбелит черного и сладкое не усластит горького, а согласию дано затеять распрю во спасение государству. Вот как нужно понимать сказанное мною: да не внидет в город распря, увлекающая жителей то ножами резать друг друга, то каменьями побивать, — напротив, в городе надобно растить детей, и надобны законы и мужи, способные к слову и делу. Я же имею в виду раздор честолюбий ради общей цели: этот превзойдет того в совете, а тот превзойдет этого в исполнении должности, этот оказался лучшим послом, а тот соорудил для города великолепное здание и так обошел товарищей. Вот это и есть добрый раздор и распря для общего блага! В старину спартанцы почитали глупостью каждому делать свое дело ради пользы государства, ибо усердствовали лишь в бранном труде — к войне они стремились и для войны бодрились. А по-моему, лучше всего каждому делать то, что он знает и умеет. И если в городе один прославится, возглавив народ, а другой стяжает почет своею мудростью, а еще кто-то — на общее дело употребленным богатством, а еще кто-то — милосердием, а еще кто-то — строгостью и неумолимостью к преступникам, а еще кто-то — незапятнанными руками, — вот такой город будет во благе покоен, а вернее сказать — во благе стоек!».
и как ефесян он исцелил и злодейства демонские прекратил(10)
9. Такими беседами укреплял Аполлоний Смирну, когда напал на ефесян мор и не было против него никакого средства, так что ефесяне отправили к Аполлонию посольство, дабы исцелил он их болезнь, и он, порешив без промедления пуститься в путь, отвечал: «Идем», — и тут же оказался в Ефесе, уподобившись, по моему разумению, Пифагору, одновременно пребывавшему в Фуриях и в Метапонте[135]. Собравши ефесян, Аполлоний сказал им: «Мужайтесь! Завтра же я прекращу мор!». И с этими словами повел он всех жителей в театр, где был воздвигнут охранительный кумир. А еще был там некто, похожий на старого нищего с фальшивыми бельмами — при нем была сума с краюхою хлеба, одет он был в лохмотья и вид имел убогий. Понудив толпу окружить старика, Аполлоний велел: «Берите камни, кто сколько может и бейте врага богов!» Ефесяне подивились сказанному, да и убивать столь жалкого бродягу казалось им жестокостью, тем более, что он просил пощады и слезно молил о милосердии, однако Аполлоний упорствовал, натравливая ефесян на старика и не дозволял его отпустить. И вот, когда некоторые из них все-таки бросили в бродягу камни, тот, прежде казавшийся бельмастым, глянул пристально — и глаза его заполыхали пламенем. Тут-то ефесяне поняли, что перед ними демон, и закидали его таким множеством камней, что из камней этих воздвигнулся над демоном настоящий курган. По прошествии некоторого времени Аполлоний позвал их разобрать курган и посмотреть, что за тварь они убили. Камни разобрали, но тот, кого ефесяне почитали побитым, исчез, а вместо него явился их взорам пес, обличьем похожий на молосского
