24. «Если уж ты понуждаешь меня рассказать, как я был кормчим, — отвечал Аполлоний, — послушай-ка, что мне самому кажется наиболее примечательным из случившегося в ту пору. Море кишело тогда финикийскими разбойниками, шныряли они и по городам, выведывая, кто и что намерен везти. И вот, прознав о богатой поклаже моего корабля, лазутчики этих разбойников, отведя меня в сторону, принялись выспрашивать, сколько я беру за плавание. Я сказал «тысячу», потому что на корабле было еще четверо кормчих. «А есть ли у тебя дом?» — «Жалкая хижина на Фаросе, где некогда обитал Протей». — «А хочешь, — спрашивают, — чтобы вместо моря была у тебя земля, вместо хижины — дом и денег и вдесятеро больше? Притом ты избегнешь десяти тысяч бедствий, кои подстерегают кормчего средь бурных волн». Я им отвечаю, что хотеть-то хочу, однако не расположен заниматься грабежом, ибо уже набрался ума-разума и достиг совершенства в своем нынешнем ремесле. Слово за слово, и они посулили мне еще один мешок с десятью тысячами, лишь бы я сделал то, что они хотят, — а я еще и поощрял такой разговор, обещая никому не выдавать их и быть всецело в их распоряжении. Наконец они признались, что посланы разбойниками и что пускай-де я не мешаю тем захватить корабль, а для того не надо-де мне отплывать в город, куда я намерен был направиться, а надобно-де мне бросить якорь у мыса, за коим укрылись разбойничьи корабли. Они охотно мне обещали, что и самого меня не убьют, и всякого, за кого я попрошу, избавят от смерти, Я же полагал, что отказывать им небезопасно, ибо страшился, как бы они, отчаявшись, не напали на наше судно вдали от берегов, — а в открытом море нам погибель. Поэтому я согласился исполнить все, чего они хотят, однако потребовал, чтобы они подтвердили неложность своих обещаний клятвою. Они тут же поклялись, ибо сговаривались мы в храме, а затем я сказал: «Поспешайте к разбойничьим кораблям — ночью мы отплываем». Еще большее доверие я внушил им, когда стал торговаться о деньгах, чтобы отсчитали мне деньги расхожей монетой и не прежде, чем судно будет захвачено. Итак, они ушли, а я без промедленья вышел в море и обошел мыс стороной». «И такое дело, Аполлоний, ты называешь праведным деяньем?» — спросил Иарх. «Да, и к тому же человеколюбивым! — отвечал Аполлоний. — Не продать людские жизни, не одурачить купцов, возвыситься над собственной корыстью, будучи всего лишь моряком, — да, я полагаю, что для этого требуется соединение множества добродетелей».
