Тем не менее в утро отплытия двум орангам без посторонней помощи удалось поднять якорь, запустить мотор и развернуться к морю, не задев ни пристани, ни многочисленных судов, стоявших вокруг: это, несомненно, не большая победа, но зато первая, и мы довольны собой. Я не испытываю желания пофорсить, маневрируя под парусами, при стремительном отливе и встречном муссонном ветре, который посвежел, когда мы оставили за кормой косу. Не хочется мне делать первые развороты в этом узком и извилистом проходе. Я достаточно занят тем, что наблюдаю за эхолотом и давлю, как вол, на этот гнусный румпель. Но под килем две сажени воды и вообще все в порядке. Тотчас же открылся сдвоенный бакен. Мы ложимся на курс юг-юго-запад, чтобы пройти вблизи скал Пулау-Капас. Волна довольно крутая, и ветер почти противный, но я поднимаю все паруса, чтобы облегчить работу мотора и избежать слишком сильного качения. Этот маневр занимает полчаса. Далеко не олимпийское время, но, несмотря на пробные плавания у берега Себеранг-Такира, я не могу похвастаться, что сохраняю полное спокойствие в этом клубке проходов. Надеюсь, что через несколько дней я смогу маневрировать быстрее. Прижимаясь как можно ближе к берегу правым бортом, с мотором на малых оборотах, чтобы немного помочь парусам, удается вести судно на приличной скорости, около четырех узлов, немногим больше, чем при старте. Прилив работает на нас. Во второй половине дня течение меняется, и, к моему огорчению, мы идем медленнее. А я рассчитывал провести ночь на острове Тенгол, куда мне хотелось попасть до наступления темноты. Но мы отправились в путь не слишком рано, и нам предстоит покрыть еще 40 миль.
Как всегда в тропиках, ночь наступает внезапно, а мы находимся еще в 12 милях от острова. На его восточной оконечности есть маяк, но с того места, где мы находимся, огней не видно. Луна взойдет высоко только в полночь, а небо более чем наполовину покрыто тучами. Мы плывем в непроглядной тьме, держа курс по компасу на мыс, и напрягаем зрение до рези в глазах, пытаясь обнаружить остров. Наконец прямо впереди, примерно в 200 метрах, показался его еще более черный силуэт: это Пулау-Ньиэрех — булыжник, брошенный в море на милю к северу от Тенгола. И почти тотчас же с левого борта появился маяк, подмигивающий нам с невидимого мыса. Лоции не слишком многословны при описании этих мест. Тем не менее они сообщили нам, что берег повсюду крут, за исключением маленькой бухточки, загроможденной скалами в своей южной части. Это местечко рекомендовалось в качестве якорной стоянки для небольших местных судов, владельцы которых хорошо знают район. Не совсем то, что нам хотелось бы в этой бочке смолы и в такое время года на наветренном берегу! Тем не менее пытаюсь подойти как можно ближе к береговым уступам, чтобы укрыться от муссона. Спускаем паруса и медленно продвигаемся на моторе. Призываем на помощь эхолот, и тут обнаруживается еще одна идиосинкразия этого капризного прибора. Нам уже известно, что вместо того, чтобы показывать глубины до 60 саженей, эхолот бастует, как только они превышают 5 метров, что значительно снижает его полезность. Теперь мы узнаем, что он не желает работать в ночное время: хотя мотор и вращается, светящееся пятно на экране электронно-лучевой трубки не появляется, если только не осветить его факелом. Не будучи специалистом по электронике, я не берусь объяснить поведение прибора. Подозреваю, что злая сила, таящаяся в вещах, еще разочек хочет нам напакостить. С подветренной стороны острова море гладкое, как стеклянная пластинка. Видимость достаточная, чтобы различить очертания бухточки между двумя пиками, отвесно падающими в неподвижные воды. Жозе стоит у руля, обороты мотора замедлены до минимума. Включаю большую лампу, бросающую мощный сноп света, и готовлюсь отдать якорь, нагнувшись над форштевнем.
