Мысли о мыслящем. О частной реализации концептуального подхода к опыту экзистенции | страница 95



Представление о Боге как о Благе восходит к учению Платона и неоплатоников. На первый взгляд, такое уподобление вполне естественно. Бог как высшая Истина, податель Жизни, всего, что есть в ней прекрасного, воплощающего в себе идеи добра, безусловно, должен быть благим. Однако понятие блага очевидным образом привязано к реалиям человеческого существования, то есть благом объявляется то, что хорошо именно для человека. Отсюда, например, трактовка блага эпикурейцами как телесного удовольствия (а разум, добродетели и проч. должны лишь ему способствовать). С другой стороны, то, что для нас плохо и мешает нам жить, тоже имеет место в этом мире. Можно пытаться утверждать, что оно ведет свое происхождение от какого-то другого, не столь благого, Начала, но все равно выходит, что Первоначало попускает ему быть. В итоге приходится констатировать, что Бог выше блага (по крайней мере, в его человеческом понимании), или же понятию блага в данном случае должен быть придан иной, более общий смысл.

Таким образом, рассмотрев основные атрибуты, которыми обычно наделяется божество, мы приходим к выводу, что они по большей части несут на себе слишком заметный и не вполне уместный отпечаток антропоморфности. В этом видится ограничение применимости индукции; по крайней мере, ясно, что нельзя без разбора переносить результаты нашего опыта на то, что заведомо выходит за его пределы.

В то же время было бы неправильно игнорировать то, что ощутимо присутствует в нашей жизни, хотя и бесконечно превосходит ее по своему масштабу. Здесь мы вновь сталкиваемся с вопросом о знании и вере. Как писал Алексей Лосев, «верить можно только тогда, когда знаешь, во что нужно верить, и знать можно только тогда, когда веруешь, что объект знания действительно существует»[127]. Очевидно, что Бог не существует для нас как объект знания. Все, что мы можем о нем утверждать, — это лишь сам факт его бытия и те предикаты, которые непосредственно из этого следуют. Все остальное — предмет веры. Эту мысль я хотел бы прокомментировать словами Эйнштейна: «Нужно ли оспаривать веру в личностного Бога — это уже другой вопрос. Фрейд в своей последней публикации одобрил эту идею… Что до подобной веры, она мне кажется более предпочтительной, чем полное отсутствие всякого трансцендентного взгляда на жизнь, и сомневаюсь, сможет ли кто-либо когда-нибудь предоставить большинству людей более совершенное средство для утоления их метафизической жажды»