Для чего мы живем? - Константин Валерьевич Захаров

Следует признаться, что автор этой книги с некоторым предубеждением относится к слову «философия». Кажется, что за ним зачастую скрывается отвлеченная от жизненных нужд интеллектуальная игра, представляющая живой интерес лишь для ее непосредственных участников. Возможно, причиной тому является заметное сужение предметной области философии, теснимой с разных сторон наукой и религией. В то время как закономерности процессов, происходящих в природе и социуме, достаточно успешно изучаются различными научными дисциплинами, а основные проблемы духовной жизни — опять же не без успеха — пытается решать религия, философия как будто замкнулась на себя, предпочитая исследовать отдельные аспекты собственной истории и методологии.

Между тем область наших знаний включает в себя сегмент, сравнительно далекий от сферы интересов как науки, так и религии и остающийся, так сказать, исконной вотчиной философии. Это наша повседневная жизнь в ее привычных проявлениях, т. е. жизнь как таковая. Именно с осмысления обыденных явлений человеческого сознания и окружающего мира начинала философия поиски истины в ранний период своего развития, и нередко за их поверхностным слоем ей открывались глубины, ведущие нас к самой сути вещей. Представляется, что такой подход к познанию реальности не до конца исчерпал себя. Кроме того, он, пожалуй, наилучшим образом отвечает стремлению философии приблизиться к научным формам познания.

Научный метод, как известно, базируется на изучении повторяющихся в природе или воспроизводимых в условиях эксперимента явлений. Очевидно, что повседневная жизнь тоже представляет собой регулярно повторяемый опыт. Разумеется, правомерно сомневаться в том, насколько такой опыт может быть содержателен. На первый взгляд лишь наука, с ее способностью глубоко проникать в природу явлений, позволяет получать подлинные знания о мире. Однако, углубляясь средствами науки в изучаемые явления, мы всякий раз подходим к новому пределу, на котором вынуждены — пусть лишь на время — остановиться. Таким образом, в научном познании мы всегда остаемся на поверхности явлений, никогда не достигая «дна». И при этом в силу узкоспециализированной направленности своих изысканий рискуем оказаться в ситуации, когда, выражаясь фигурально, за деревьями перестает быть виден лес.

Философия же, не располагающая инструментарием для подобного «препарирования» реальности, в определенных случаях может компенсировать это широтой охвата рассматриваемых явлений. Явления, широко распространенные и наблюдаемые практически постоянно, представляют собой в этом смысле очень удобный материал для исследования. И если нас интересует общая картина мира как целого, то философия дает нам даже больше шансов для ее постижения, чем наука.