Мысли о мыслящем. О частной реализации концептуального подхода к опыту экзистенции | страница 71



Вместе с тем механизм, посредством которого восприятия и представления становятся нашим осознанным опытом, во многом схож. Уже упоминавшийся мною невролог Рамачандран считает, что при мысленном представлении зрительного образа описанный выше процесс BCDE идет как бы в обратном порядке и возникающая в результате активность в первичной зрительной коре может быть почти столь же сильной, как при восприятии. Кроме того, при восприятии также задействуются высшие нервные центры, интерпретирующие и «достраивающие» сенсорные данные, что еще больше сближает восприятие с представлением. Учитывая все это, Рамачандран несколько эпатажно заявляет, что в каком-то смысле мы постоянно галлюцинируем. Задача восприятия состоит в том, чтобы определить, какая «галлюцинация» лучше всего соответствует текущему сенсорному сигналу.

Сопоставив отличительные черты восприятия и представления, можно заключить, что чувство своего «я» — это скорее восприятие, чем представление. Дело в том, что я не просто помню прежние «я», я непосредственно ощущаю единство всех «я», разбросанных во времени. Это значит, что я ощущаю актуальность нынешнего «я» и его реальную взаимосвязь с другими «я», предполагающую такую же актуальность прежних «я» и их взаимосвязь. Все эти «я» принадлежат моему настоящему, но не как отдельные состояния, а как слитное ощущение. Достовернее этого ощущения ничего нет. Я могу сомневаться в других своих восприятиях, даже полагать их галлюцинациями (поддавшись влиянию научного авторитета Рамачандрана). Но подлинность самого сомневающегося «я» остается вне подозрений.

«Я» — это не какой-то дополнительный ингредиент, с добавлением которого восприятие приобретает осознанный характер. Это основное содержание любого восприятия. Мы всё воспринимаем через призму своего «я» («я увидел», «я почувствовал», «я подумал» и т. д.). Полностью отделить собственно воспринимаемое от воспринимающего «я» невозможно. Другими словами, невозможно представить сущность предмета саму по себе, не выражая ее через явления. Познавая некий внешний объект, что мы познаём в большей степени: его или себя? Что в нашем познании проявляется больше: его способность отражаться или наша способность отражать? По крайней мере очевидно, что способность объекта отражаться демонстрирует нам лишь одну свою грань, отвечающую конкретному взаимодействию именно с нашей способностью к отражению, тогда как последняя являет себя во всей полноте. Таким образом, всякое познание, всякое восприятие становится по большей части познанием и восприятием своего «я» (в самом буквальном смысле).