— Ы-а!
Таня на секунду словно переняла, прочувствовала боль, вгрызшуюся в неподвижное Олежкино тело. Пол ушел из-под ног. Она упала в двух шагах от дивана и поползла к нему на коленях.
— Сейчас, Олежек, сейчас.
Куртка мешала. Таня освободилась от нее в треске пуговиц-кнопок. Коричневым комком куртка отлетела к окну.
— Сейчас, — зашептала Таня, — сейчас я все поправлю.
Она осторожно, бережно принялась разворачивать, распрямлять Олежку, чувствуя под ладонями, под пальцами гудящие от напряжения, окаменевшие мышцы, медленно поворачивала, перекладывала, гладила, массировала, разгибала, словно из частей составляла новое. Один момент лицо Олежки уткнулось ей в правую грудь, но на легкий укол возбуждения обращать внимание было некогда. Совсем вы, Татьяна Михайловна, офонарели в своем несчастном, незамужнем положении. Что у вас с головой?
— Мы-ы.
— Да-да.
Таня взвалила Олежку на себя, чувствуя вонь обгаженных пеленок и идущий от коротко стриженных волос густой запах хозяйственного мыла.
— Нам бы с тобой — к ванне.
— Ы.
Олежек пускал слюну, увлажняя Тане шею. Боль в нем стихала, тело становилось податливым, мягким, похожим на кисель. Это было хорошо. Иногда они и в полчаса не укладывались.
— Ты голоден?
Олежек несколько раз оскреб Таню по боку левой рукой. Благодарил. Жаловался. Извинялся. Все было в простом движении.
— Мыа.
— А у меня щавель есть, — шепнула ему в ухо она.
— Мы?
В односложном мычании Олежки Таня давно уже различала смыслы. Сейчас он спрашивал: «Это что, щавель уже пошел?».
— Вовсю, Олежек, — ответила она, вздергивая парня и чуть заваливая его на себя. — Мы с Лидкой две таких сумищи приволокли, каждая рублей на триста. Завтра торговать будем. Но на суп и салат у меня — целый пакет.
— Мы.
— Не кислый он, а полезный. То есть, кислый, конечно…
Обняв, Таня поволокла Олежку в ванную. Он, помогая, оттолкнулся левой рукой от косяка. Ноги волочились по полу, скомкав половичок в прихожей. Пакет, попавшийся на пути, Таня протолкнула носком подальше в кухню. Не до тебя, дорогой. Вроде и худ Олежек, а весит все равно за шестьдесят. С пеленок, сползающих вниз, капало. Кап-кап. Где ванная? Вот ванная.
В очередной раз приподняв Олежку, Таня хлопнула по выключателю. Брызнул свет.
— Давай-ка мы, давай-ка мы, Олежек, еще шажочек с тобой…
Как-то так получалось, что обращалась она к Олежке, а говорила самой себе. В горле клокотало. Опять загрызло бок. Олежек сопел сосредоточенно, куда-то рвался, вытягивал шею. Взгляд хоть посветлел, и то хорошо.
