Немцы тем временем растянулись цепью с интервалами шагов в десять и двинулись в лес. У машин осталась немногочисленная охрана и водители. Цепь удалялась. И чем глуше доносились до Коржикова голоса, тем тревожнее сжималось его сердце. Облава волной катилась навстречу его товарищам. А он, связанный по рукам и, по ногам приказом капитана, ничего не мог сделать, чтобы хоть как-нибудь помочь им. Он не мог ни отвлечь немцев на себя, ни предупредить разведчиков, подняв стрельбу. Чувствуя свое полное бессилие, Коржиков до боли сжал зубы и, пятясь, пополз от дороги в глубь леса.
Стрельбы в лесу, оставшемся за дорогой, он не слыхал. Ветер уносил звуки. Да и далеко он уже был от того места, где должен был вспыхнуть, по его расчетам, короткий, но жестокий бой. Последний бой его боевых товарищей. А может, и потому не услыхал он той автоматной перестрелки, что теперь уже отчетливо и с каждым километром все яснее слышал стрельбу, доносившуюся с фронта. А там то и дело ухали орудия.
И все чаще улавливал он теперь гул танков. Он их не видел. Но слух его, отлично натренированный на все звуки и отзвуки войны, точно подсказывал ему, что они где-то рядом. То ли ползут на заправку. То ли, насытившись горючим, выдвигаются к фронту. То ли, совершая маневр, скапливаются на направлении предполагаемого удара.
Как и в прошлый раз, когда они вели к фронту мордастого гауптмана и тощую переводчицу, Коржиков пробирался к фронту гнилым, топким болотом. Только тогда, стараясь поменьше мокнуть, они шли на запад, придерживаясь кромки, выбирая места посуше. А сейчас он лез через самую болотную крепь. Поэтому и не встречал и не видел ничего перед собой, кроме колючего стрелолиста, острого как бритва осота и вымахавшего по жаре в высоту чуть не на сажень камыша. Где позволяла обстановка и ил не засасывал ног, он шел пригнувшись или по горло в воде. На каких-то участках плыл, поднимая с воды уток и заставляя нырять и прятаться водяных крыс. Но чаще полз от кочки к кочке, от коряги к коряге.
Ночь застала его километрах в двух от линии фронта. И хотя соблазн проползти эти два километра побыстрей был велик, Коржиков не спешил. Он знал, что сразу за болотом начнутся овраги, за ними полоса леса, которая приведет его к минному полю, там его встретят, покажут проход, он выползет по нему на мокрую луговину, проползет по ней до самых наших окопов и очутится у своих. И все же преодолеть эти два последних километра было очень непросто. Между болотом и минным полем немцы постоянно держали дозоры. Тут запросто можно было наткнуться на секрет или угодить в какую-нибудь ловушку. Поэтому Коржиков снова залег и весь превратился в слух.
