Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.
— Что значит, ты никогда не наденешь?
— Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.
Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.
— Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.
Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.
Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.
— На Пир?
Она кивнула.
— На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.
— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.
— Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.
— Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно.
— Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.
— Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.
— Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто… — она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: — Мои девочки — хорошие девочки.
Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:
— Что такое Пир?
— Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.
Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.
Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.
Затем Стефани объяснила.
— Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.
— Так почему же там опасно? Они устраивают жертв…? — Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким.
— Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. — Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица.
Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду.
Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось.
