Что-то происходило, но что я не мог понять, или просто не хотел верить, что такое возможно. Силился понять и каждый раз проигрывал, что бы я ни делал, как бы ни старался наладить контакт, Женя все больше отдалялась. Она все так же старалась быть идеальной матерью и женой, в выходные она забивала холодильник готовой едой, целый день для этого проводя на кухне, она занималась с Мишкой, даже сама свозила его в детский центр на аттракционы, но на эмоциональном уровне с каждым днем она становилась все более чужой для меня, а сегодня смотря на нее, я поймал себя на мысли, что передо мной чужая женщина которую я совершенно не знаю. И от этого внезапного открытия неприятный холодок пробежал по спине. Всю неделю она уезжала из дома очень рано, когда мы с Мишкой еще спали, оставляя на плите завтрак и записку, идеальный поступок для работающей женщины любящей свою семью, но.... Это внутреннее «но» меня терзало, множа ненормальное напряжение. Она даже внешне изменилась, ежедневный искусный макияж, новая одежда, косметика, прическа, аромат духов. Но напряжение рождало не сам факт этих изменений, а понимание, что есть то, что стояло за ними. Сегодня мы собирались в гости к ее родителям, у тестя был день рождения, и смотря как Женя собирается, я впервые за все прожитые рядом с ней годы не увидел волнения и неуверенности, которая всегда ее сопровождала перед поездкой к родителям, Женя воспитывалась в строгости, и всегда признавала авторитет матери и отца даже когда сама стала матерью мнение родителей по каким бы то ни было вопросам, было для нее важней собственного. Но сегодня она была титанически спокойна, и уверенность сквозила в каждом ее движении, в каждом слове и жесте. Я не узнавал ее. – Надо выехать пораньше, заехать в магазин по пути. – Зачем? – Выбрать подарок для Марата Ринатовича. – Я купила уже, не волнуйся. – Ты знаешь, что он хочет? – Я взяла сертификат в рыболовный магазин, он в прошлый раз говорил, что хочет лодку поменять, – она отвернулась от зеркала, встречаясь со мной взглядом, на губах играла улыбка, а в глазах непривычный для меня холод. Кивнул, соглашаясь и подавляя неприятное чувство тревоги внутри, вышел из комнаты, чтобы поторопить Мишку, который дорисовывал открытку для деда. *** – Что у тебя происходит? – мать повернулась ко мне, когда папа вышел с Костей на балкон посмотреть новые папины рыболовные снасти. – О чем ты мам? – пригубила из бокала сок, ровно встречая недовольный взгляд матери, впервые без внутреннего мандража, – у меня все хорошо и дома и на работе. – А светишься вся как лампочка Ильича видимо от хорошей погоды. Прическа новая, сама вон вся как с обложки журнала. Не для мужа же наряжаешься. – Я не понимаю тебя. Да сходила в парикмахерскую, добавила пару светлых прядей, я же в коллективе работаю и с людьми общаюсь надо выглядеть хорошо. Не в халате же мне на работу ходить. А хорошее настроение – это не преступление. – Темнишь ты Женька, ой темнишь. – Не выдумывай мам, – улыбнулась, впервые находя в себе силы настоять на своем, – могла бы хоть раз порадоваться хотя бы тому, что твоя дочь счастлива и хорошо выглядит, а ты везде ищешь второе дно и к чему бы придраться. – Я не придираюсь. – Всегда это делала и делаешь, – мать зло стиснула зубы, но ничего не ответила отчасти, потому что мужчины вернулись в комнату. И, наверное, впервые в жизни в этот момент я почувствовала себя способной принимать самостоятельные решения, без оглядки на родителей и мужа, почувствовала уверенность, ощутила ее, даже сквозь неправильность всей ситуации ощущение уверенности не ослабло.
