– А ты не думала, что у него баба какая-то появиться могла? – выдает внезапно сестра. Ольга порой заезжала ко мне в гости с утра на кофе, перед работой и сегодня именно это и случилось совсем некстати, учитывая мое абсолютно разобранное состоянии после вчерашнего разговора с мужем. Непонятная тревога терзала душу и нервную систему, а недосып из-за бессонницы еще больше все усугублял. Егор оставался на заводе лишь единожды, когда запускали производство, там были сложности, и они с мужиками до полуночи настраивали станки и дробилки. – Да нет, наврятли. Нет. Оль. Никогда за Егором не замечала такого. – Ну и на старуху бывает проруха. Святых людей нет, а верные только в книжках остались. Присмотрись на всякий случай, – парирует сестра, осторожно отпивая горячий кофе, пока я переворачиваю на сковороде оладьи. – Что значит присмотрись? Мне что его обнюхивать с головы до пят что ли или телефон проверять? – Нет, конечно, просто мужики меняются сразу, если баба левая появилась, за собой следить начинают, телефон всегда с собой таскают вплоть до того, что в туалет с ним ходят. – Да многие ходят туда с телефоном, сидят на фаянсовом друге и ютубчик смотрят, пока в дверь не постучишь. Это не показатель. Я все же склоняюсь к тому, что у него какие-то проблемы на заводе, и он мне просто не хочет о них говорить. – Ну, пусть будет так. – Мне не нравится сейчас твой тон. – Просто так чаще всего и бывает, мы их оправдываем, предпочитаем верить в лучше, придумываем, додумываем все, что бы представить своего любимого в лучшем свете, а потом все оказывается с точностью да наоборот. И оправдывать было некого. – Знаешь поговорку «на своём молоке обжёгшись, на чужую воду дуть», вот про тебя. Ты теперь после своего Генки будешь в каждом мужике видеть бл*ть и изменщика. – Я буду действительно рада, если окажусь неправа. У тебя хороший муж и мне не хотелось бы, разочароваться в нем как в человеке. Мне тоже этого не хотелось. Нет. Даже больше, я даже думать о возможности подобного не хотела, не могла. Но какая-то гадкая червоточинка после ее слов все же осталась в моей душе, множа тревогу и нервное напряжение.
«Сможешь закончить?» – эта фраза крутится в голове даже на утро, не отпуская и оставаясь без ответа. Обычный завтрак, спокойное утро, приподнятое настроение мужа и моя фальшивая улыбка. – Я тут объявления с машинами смотрел, на неделе съезжу, парочку посмотрю, у тебя есть какие-нибудь пожелания? – Чтобы ездила, остальное не имеет значение. Выбери сам. – Уверена? – Да. Мы завтракаем и собираемся к родителям за Мишкой. Муж на удивление сегодня разговорчив, но слушаю я его вполуха, постоянно теряя нить разговора, ухожу в свои собственные размышления, абстрагируясь. По приезду Баталов оседает с папой в гостиной, обсуждая футбол и рыбалку, и помогая Мишке собрать машинку из нового набора конструктора, Я присоединяюсь к маме на кухне, она готовит обед, что-то шкворчит в сковородке, булькает в кастрюле и очень вкусно пахнет. Мама делится новостями, что случилось у ближайших родственников, что на работе, что у соседей. Я же очередной раз набираю сообщение Егору. Пишу и стираю, стираю и снова пишу, в итоге отправляю «Все сложно». Отправляю, тушу экран и нервно сжимаю телефон пальцами. «Выбор никогда не бывает прост», приходит спустя три минуты. «Сложно выбирать, когда не понимаешь, что происходит и вместе с тем, понимаешь последствия любого сделанного шага» «Насколько сильно ты любишь своего мужа? «Насколько сильно ты любишь свою жену?» «1:1, вопрос сформулирован неверно» – да, нет Романов все верно, просто ответ ранит слишком болезненно, и я даже задумываться над ним не хочу, в себе копаться не хочу, боюсь того, что могу нарыть. Наташка права, я не хочу ничего менять, меня устраивает мое тихое уютное болотце, где все привычное и знакомое, все остальное меня пугает. – Кто он? – внезапно спрашивает мама, и я едва не вздрагиваю. Отрываю взгляд от экрана и поднимаю на нее глаза. – Кто? О чем ты мам? – но выходит как-то фальшиво, даже сама себе не верю. – О том самом. Кому так усердно строчишь сообщения, пряча телефон? – Ничего я не прячу. – Прекрати пререкаться, не девочка уже. Что за детский сад? – Просто знакомый. Ничего такого, что ты подумала. – А что я подумала? – Мам, не начинай, – и как назло телефон издает сигнал о приходе сообщения, и оно высвечивается на экране. Переворачиваю телефон вниз дисплеем. Мать разочарованно качает головой и, вытирая о полотенце руки, прикрывает дверь кухни. – Костя обижает? – Нет. – Руку поднимает? Что-то запрещает? Бл*дует? – Нет мам. – Тогда не понимаю. В глаза мне смотри. Что удумала? Что за мысли в голове бродят? – Ничего не бродят, мам перестань, пожалуйста. – Это ты перед мужем будешь глупую овечку разыгрывать, сидит вся сама не своя, вся в телефоне, да в облаках витает. Я не слепая. На работу выскочила ни с того ни с сего. Похудела, красоту навела, – мать повела подбородком в сторону моих рук с маникюром. Взгляд отсутствующий, будто тело здесь, а мысли в другом месте. Она опирается руками о стол и строго смотрит, как в детстве будто нависая, задавливая авторитетом и это злит. Она так всегда делала, если ей не нравились мои оценки в школе. Давила, смотрела сверху вниз. И я вскидываюсь. – И что обязательно чтобы бил, и изменял? Может просто разлюбила. – Ты мне даже думать о подобном забудь… – ее голос холодный и ровный. Осуждающий… – Разлюбила она, – отворачивается, возвращаясь к плите. – Мам. – Что мам? Что мам? Я так тебя воспитывала? Или ты думаешь, что у всех чувства и страсть бурлят после стольких лет брака? Дурость полнейшая, – последнее словно выплевывая, – все утихает со временем, сглаживается. И ничего живут. Все так живут, дочь, никто еще от этого не умер. Мы с отцом твоим больше тридцати лет бок о бок и я ни разу на сторону не посмотрела. Ни. Разу, – чеканит слова, выделяя их, подчеркивая. От этого внутри все неприятно сжимается, заставляя стыдиться собственных мыслей, – хотя разное у нас в жизни было, не всегда хорошее. Уважение – вот что важно. Все проходит: страсть, любовь, все стирается, но уважение – оно остается и если ты на него начхаешь, то грош тебе цена. – Но… – Что «но»? Ты о Мишке подумала? Ты ребенка, когда рожала, о чем думала? Все красота моя, есть ребенок, и тебе не о себе думать надо, а о нем, язык свой прикусить, задницу прижать и жить. Костя хороший муж и отец, он Мишку любит, занимается им, время уделяет. Только за это его уважать надо. Жень, если я узнаю только, я тебя не прощу. Поняла? И к нам в дом приходить не вздумай, если от Кости уйдешь. Не пущу. Поэтому думай наперед, прежде чем жизнь себе и своему сыну ломать. – Ситуация совершенно иная, мам. Но даже с учетом того, что ты себе на придумывала, не этих слов я от тебя ждала. Бывает родительское разочарование в детях, а бывает, разочарование в родителях… Я всю жизнь слышала от матери слова «вот вырастишь, будут свои дети, поймешь меня». Выросла, родила сына. Но так и не поняла и наверное уже никогда не пойму. – А чего? Что скажу, давай дочь, испогань жизнь моему внуку, унизь Костю, наплюй на свою жизнь. Этого ждала? Верность, моя хорошая, это не любовь, это умение себе запрещать ненужное. – Я услышала тебя мам, – произношу с полным пониманием и принятием своего проигрыша. Я никогда не могла с ней сражаться, всегда сдавалась первая, уступала. Вот и сейчас было легче уступить. – Ой, смотри Женька, ой смотри мне, – она, поджав губы, укоризненно качает головой, – на вот, порежь в салат ветчину лучше, и убери телефон от греха подальше. Теплый семейный ужин, легкие разговоры за столом и возращение домой затемно, вроде ничего необычного. Только было тем вечером одно, чего не было никогда до этого… Тем вечером в машине мужа я впервые почувствовала себя пленницей.... Пленницей без права выбора. Я словно мышь, которая сделала один неосторожный шаг и теперь до конца своей жизни будет жить в тесной мышеловке, да ее будут кормить, поить, у нее будет сытая жизнь, но факт в том, что уже не она будет ею управлять, ее жизнью будет управлять кто-то другой. Мишка спал в детском кресле, сжимая в руке собранную из лего машинку, муж воодушевленно размышлял вслух о предстоящей рыбалке с моим отцом, а я смотрела в окно и чувствовала себя лишней, чужой, случайно оказавшейся здесь и сейчас в этой машине, с этим человеком…
