- Ну, а к лангетику коньячок сам бог велел, - сказал Юрий Федорович, подливая коньяк в рюмку Натальи Павловны, и Наталья Павловна сделала еще глоток, и волнение обмякло, затаилось.
- Давай еще, - предложил Юрий Федорович.
- Нет, - больше не хотелось.
За соседним столом, тесно сдвинув стулья, шумела большая компания молодые парни, пожалуй, моложе Кости, на глазах пьянели, и все отчетливее слышна была грязная брань. А стол заставлен бутылками с коньяком.
Юрий Федорович глянул на Наталью Павловну, оглянулся на юнцов:
- Не обращай внимания.
- Они ведь совсем дети... - глаза Натальи Павловны невольно тянулись к ребятам. - И откуда у них такие деньги?
- Да фарцовщики. Не видишь, что ли? Посмотри на их сумки. Эти дети тебя тому научат, в чем ты и не смыслишь, - и обернулся к официантке. Та протянула счет и сказала, что кофе в ресторане нет.
- Не переживай, - говорил Юрий Федорович, пока шли через зал ресторана. Кофе не проблема. Найдем какой-нибудь погребок. Подъела? Ну, и слава богу.
Они остановились на широкой набережной, у пристани. Дебаркадер еще не убрали. Безлюдный, он был громоздок и жалок: обшарпанная серо-зеленая краска, прогнившие перила, худые мостки.
Было ветрено. По Амуру бежали осенние волны, темные, суровые, и края волн пенились на ходу, и ветер прибивал волны к берегу, и, чем ближе к берегу подкатывали волны, тем пенистее становились их хребты, словно при виде берега вода белела, то ли от холода, то ли от гнева.
Сердитые волны захлестывали пустой песчаный берег, бились о дебаркадер и бормотали что-то невнятное...
В воскресенье Наталья Павловна встала чуть свет, и к девяти (в это время должен был подъехать Юрий Федорович и на весь день уехать с ней в лес), успела и квартиру убрать, и приготовить термос с кофе и бутерброды, и сапожки резиновые нашла на антресолях, и с тех пор сидела на диване, полистывая журнал, думая о Косте и прислушиваясь к звукам улицы, пока в начале двенадцатого ни позвонил Звягинцев и ни начал напористо, быстро говорить, тоном убеждая Наталью Павловну в том, что у него что-то стряслось, и даже в мембрану было видно, как он таращит глаза и пыжится. Голос Звягинцева был глуховат, Наталье Павловне он показался "несвеж", она поняла, что Звягинцев пьян, но сказала только "Понятно" и положила трубку.
Наталья Павловна хотела было вновь заняться уборкой (дел в доме всегда предостаточно), но за окном стоял погожий день поздней осени... И Наталья Павловна решила прогуляться. Бродить по городу бесцельно она не привыкла и пошла в центр города, в гастроном.
