~*~*~*~*~
Каминный зал снова погрузился в мрачный сон, какой накрывает каждое умирающее строение, ведь дом живет пока живы его хозяева. Комнату наполнял сладкий, даже где-то приторный запах крови с нотками серебра. Босоногий мужчина полулежал на одном из диванов у большого камина. Полочка из красного дерева над очагом давно обвалилась, а защитная резная решетка погнулась и покрылась толстым слоем ржавчины. Покрывало под раненым, диван и пол уже настолько хорошо пропитались вытекающей из его жил жизнью, что ее аромат грозил вот-вот перекрыть все прочие запахи в доме. Лицо мужчины осунулось, глаза ввалились, щеки впали. А мертвенная бледность лица стремительно чернела. Теперь в нем уже не осталось ничего от того пышущего жизнью юноши, который около часа назад выпал из портала на старые доски своего же дома. Голые кости рук за час все-таки покрыл тонкий пергамент кожи, но в ней не было и намека на жизнь. Новая кожа казалось просто куском плохой старой выделки, какой обычно обивают дешевые седла пастухи.
Редко мужчина открывал один уцелевший глаз и оглядывал комнату. Он не знал кого собственно ждет. Он прекрасно понимал, что в этом пространстве, в этом мире за ним стоят лишь кровавые воспоминания. Все, кто мог бы ему помочь остались в прошлом или будущем, в тех пространствах, до которых не доберется даже самый сильный зов. Он всегда знал, что умрет в подобном грязном месте, но не ожидал, что его путь закончится в полном одиночестве и в собственном особняке. Он мог бы усмотреть иронию, усмешку судьбы в подобном стечении обстоятельств, если не был достаточно стар для того, чтобы заниматься такими глупостями. Он уже давно понял, что в мире нет иронии, как нет и судьбы, нет ничего, на что другие списывают свои неудачи и совершения. В сущности это место было не лучше и не хуже прочих подобных.
Раньше он много раз воображал себя в последние минуты жизни. Ему всегда казалось, что он будет сожалеть, будет бороться до конца и уж точно он никогда не думал, что встретит собственный последний вздох с таким спокойствием, тихой радостью и легкой грустью. Он многое стремился сделать, путешествовал по мирам, любил и страдал, терял друзей, которые внезапно становились врагами и приобретал верное плечо от злейших врагов, которые превращались в преданных соратников. На его пути было много всего, и нельзя сказать, что он о чем-то сожалел или чего-то желал. Все так, как и должно быть. Но легкая тень от одинокой кончины промелькнула на глади внутреннего спокойствия и подступающего умиротворения.
