В бою против любого другого, доспех с таким количеством мягкого металла был бы смешон и не продержался бы и минуты, но против босого мужчины оказался лучшим решением. Воин хрипел, стонал, из носа и рта бежали струйки крови. Босой отчетливо слышал, как лихорадочно и неровно бьется сердце противника, еще несколько секунд и оно замрет навсегда от шока и внутреннего кровотечения. Но босому не терпелось опередить провидение и убить мерзавца самому. Металл на груди разорвали, как лист бумаги. Шипя, разбрасывая вокруг брызги темной крови и заливая ею же лицо врага, босой рвался добраться до горла или лица. Наконец ему удалось сорвать с головы воина шлем. Их взгляды встретились, и босой невольно восхитился выдержкой и внутренним стержнем своего противника: в нем не было страха или паники, а лишь холодный расчет и ненависть. За долгие тысячелетия босой не мог похвастаться и десятком таких противников, как этот. Промедление стоило дорого. Воин выудил из-за голенища сапога узкий кол и вогнал его точно в центр обнаженной груди босого мужчины.
Время остановилось для обоих противников. Воин не верил и сам, что ему удалось, что он все-таки смог. А босой внезапно кристально ясно осознал насколько устал и насколько счастлив. Он резко склонил голову на бок, словно сломанная марионеточная кукла в балаганном театре. Его губы сами собой расплылись в улыбке, настолько пугающей и зловещей, что даже воин, уже смирившийся с собственным концом, содрогнулся. Босой плавно, где-то даже нежно, взял его окровавленное лицо голыми костяшками пальцев с остатками расплавленной плоти, заглянул в мутнеющие глаза. Он мог бы поблагодарить своего противника за относительно честный бой, за собственный скорый конец и за его ненависть в глазах. Он мог бы многое, даже спасти своего, столь милого врага, мог бы подарить ему долгую и насыщенную схватками жизнь, мог бы даже дать ему силу, о которой тот и мечтать не смел, но вместо этого установившуюся тишину ночи нарушил весьма характерный звук разрываемой кожи. А в дальний угол залы полетела верхняя часть головы, оставляя за собой ошметки плоти.
Снова тишина. Босоногий медленно поднялся с колен и еще раз оглядел тело своего противника. Резким движением, одним рывком выдернул болт из глазницы и, пошатываясь, заливая пол собственной кровью, которая словно полноводная река била из горла, сдерживаясь лишь усилием воли многовекового существа, направился к одному из больших диванов.
