— Для начала я пытался спровоцировать их, чтобы они выдали себя бегством или попыткой отбиться от нас. Ведь и то, и другое было заранее обречено на провал. Однако то ли капитан каравеллы оказался умнее, нежели я думал, то ли мой старый друг Галиаццо Маро, присутствующий на борту, убедил его отказаться от этой глупой затеи. Тогда я посеял среди наших врагов семя сомнения, и то, что Маро отправился со мной в трюм, только сыграло мне на руку. Ну, и проверил кое-что.
— Что именно?
— Стоит ли доверять тем людям, кто сообщил мне о других кораблях, везущих валендийских солдат в Водачче. Все эти осведомители, так или иначе, связаны с наушником, с которым я встретился в Аземейнше. Он сказал мне чистую правду за чистое серебро, выходит, остальным тоже стоит доверять.
— И сколько человек отправилось в Водачче из Валендии?
— Три торговых корабля, по полторы дюжины бойцов на каждом.
— Этого слишком мало, чтобы захватить и удержать город.
Квайр думал так же, но ему оставалось только гадать, как и откуда валендийцы нагрянут ещё. А в том, что рыцари мира, затеявшие всю эту эскападу, отправят в Водачче намного больше народу, он был уверен.
Глава пятая
Узкими тропами
Многие в Святых землях, да и в самой Валендии — чего уж греха таить — представляют себе сарков этакими дикарями, застрявшими во временах Войны Огня и Праха. Теми самыми, кто сразил в Ронсевальском ущелье неистового маркграфа Хруодланда — первого по мощи и Вере паладина Каролуса Магнуса, последнего властителя Энеанской империи. Их представляют себе одетыми в звериные шкуры поверх груботканых туник, грязных и нечёсаных, и обязательно с тяжёлыми мечами на бедре или секирами за плечами. Ни шпаг, ни тем более мушкетов с аркебузами у сарков быть не должно, по мнению обывателей Святых земель.
Эшли лучше знал быт саркских деревень и городов горной провинции Эускади, где преимущественно проживал этот гордый народ. В чём-то обыватели были правы, ибо мылись сарки не чаще других деревенских, и потому от них несло тем же сеном, навозом и животных духом. Одевались они бедно, да только сейчас в Валендии днём с огнём не найти не то что богатого, а хотя бы не полунищего крестьянина. Ибо государство, разорённое гражданской войной, выжимало из них все соки, позволяя скорее выживать, нежели жить. Попытки бунтовать душили в зародыше, потому что Церковь давно объявила их ересью, и в те комарки,[13] где появлялись первые признаки крестьянских волнений, отправлялись рыцари Веры, не оставляющие после себя ничего живого.
