Оружие, которое могло быть «засвечено» в куче эпизодов, нести домой было опасно, так что он решил припрятать его в лесу. Ведущая к части бетонка… Если подкопаться под плиту, то получится хороший тайник. Кинув сумку на землю, Тарасов взял так и не пригодившийся кол и начал копать. Свет фар заставил его застыть, словно перебегавшего дорогу зайца, и тупо смотреть в лицо приближающейся неизбежности. «Волга»… Еп твою мать — а так хорошо все шло…
— Товарищ прапорщик… — фары потухли, и Старшина увидел, что это комбатовская серая «ноль вторая», — А я вас обыскался…
— Да я, товарищ подполковник, прогуляться ходил… Очень говорят, полезно при травмах.
— И как? Удачно?
Комбат скептически оглядел Тарасова, покрытого грязью, паутиной и чем-то вонючим, потом открыл багажник и, достав оттуда комплект старого камуфляжа, кинул Старшине, после чего сел на плиты рядом закурив и молча дожидаясь когда тот переоденется.
— Я, Василий Иванович, когда просил решить все без милиции, как мне казалось, довольно ясно намекнул, что не это имел ввиду.
— Виноват.
— Виноватых бьют… Что там с этим уголовником? Вопрос закрыт?
— Ну, надеюсь, да…
— И что там случилось?
— Ну, если верить местным слухам, он убил своих подельников. А их отец завалил его.
— Как?
— Из обреза. Старик — матерый уркаган. За ним не заржавеет.
— И сжег чтобы следы скрыть? — Комбат кивнул на поднимающийся на фоне ночного неба дым, — Да, месть — дело такое…
Встав он подошел к сумке и заглянул внутрь.
— Точно из обреза?
— Да. Он его на месте преступления оставил. Предварительно почистив от пальчиков, но, если в пулегильзотеке оружие есть, это не поможет.
— А это чье?
— Понятия не имею. Уголовник этот, с подельниками, грабежами дальнобоев промышлял. Может их?
— Думаете? Ну все равно не стоит это тут так оставлять. Найдет еще кто… Заройте тряпье, а об этом я позабочусь…
Взяв сумку, Комбат убрал её в багажник машины.
— Вас подвезти?
— Да не — сам дойду… — отмахнулся Тарасов и охнув согнулся.
— Садитесь… Рано вам еще гулять с вашими ребрами.
***
Неделя больничного пролетела быстро. Катюхин, бегавший к Марине как на работу, бодро доложил, что его никто больше не преследует.
— На… Она те супчик передала. Чтоб выздоравливал… — Ротный сунул Тарасову банку и ревниво покосился на него, — Она тя, блин, лучше чем меня подчует!
— Ну, это легко объяснимо… Ты-то кабан здоровый, а я… — втянув щеки, Старшина провел по ним пальцами, — Я вон какой тощой… А у женщин у всех рефлекс: худое — кормить. К тому же я не зря вперед тебя к ней тогда успел…
