, попутно породило мусорные полигоны товаров массового потребления, демагогию социальных сетей и нашу полную неспособность сформулировать собственные перспективы, не прибегая к ограничивающим клише. Именем всё возрастающей человеческой жажды плодородия мы создали пустыню. Максимальное удобство пользования достигнуто в ущерб поиску более глубокого смысла. Коперниканский сдвиг в философии дизайна включает в себя отход от человеко-ориентированного проектирования к более полному пониманию принципов проектирования человека и мира. Я говорю не о каких-то трансгуманистических методах, но о том, что дизайн физической среды – больше чем просто наращивание количества и комбинирование определенных предметов, действующих сил и форм. Беатрис Коломина и Марк Уигли в своей краткой археологии истории дизайна писали, что практика дизайна по сути дела всегда сводится к проектированию самого человека посредством организации его экзоскелетов, остаточных изображений и обезболивающих
[52].
Искусственно непредопределяемое
Коперниканский сдвиг подразумевает искусственность проектирования, но не преувеличенное чувство его превосходства. Он не предполагает задачи «вернуть технологии под контроль», потому как среди прочего технологии никогда и не были нам подконтрольны. В этом смысле технологический детерминизм, как и социальный редукционизм, выглядят устаревшими. Последний свойственен критике, чей анализ технологий ограничивается выявлением былых человеческих взаимоотношений, выступающих источником этих технологий и их вечным преследователем. Взгляд на технологию как на простой «социоморфный» артефакт, отражающий условия собственного проявления, подчас выступает своеобразным защитным механизмом, с помощью которого мы вновь ставим себя в центр истории, тогда как последствия открытия технологии свидетельствуют об обратном. С этой точки зрения можно сказать, что машина, бросающая вызов нашему представлению о себе, – порождение нашей истории. Что бы та ни показывала, она по-прежнему наше зеркало! Редуктивный социальный детерминизм – распространённый вариант антропоцентризма, и он же парадоксальным образом мешает нашему приятию искусственного, даже когда мы в силах разглядеть отпечатки своих же пальцев, следы собственной деятельности повсюду.
Консервативный гуманист готов поспешно заключить, что культура может выйти из центральной позиции надзорной власти над подчиненным механизмом при помощи либо грубого
