Две половины невозможного, встретившись, создали чудо. Виктор лежал на спине, на тротуаре, будто издалека слушая грязную брань водителя.
— Лжец, — почти восхищенно произнес он, глядя в черное небо.
Мартин молчал.
Теперь ему было по-настоящему страшно.
…
Мартин не видел, что происходило утром. Из плотного тумана в проеме не доносилось ни звука. Тумана было бы достаточно, чтобы его запереть, но Виктору приходилось постоянно сосредотачиваться на том, чтобы удерживать Мартина, а он хотел верного результата. И планов не изменил.
Мартин не видел лица человека, к которому приехал Виктор. Не слышал, о чем они говорили. Он сидел, привалившись к косяку, и перематывал веревку на катушке. Не знал, сколько времени прошло с тех пор, как в проеме появился туман. Час? День? Неделя?..
А потом тумана не стало, и проема не стало тоже. Комнату затопила темнота.
…
«Ты вор?..»
«Я не знаю, кто я…»
…
«Не знаю, кто я».
…
«Не знаю…»
…
«Я ничего не знаю… пусть все закончится…»
…
«Ты вор?..»
«Я лжец».
…
«Я не знаю, кто я».
«Хочешь, будешь Мартин?»
…
«Какой он, Мир-Где-Все-Правильно, Вик?..»
«Ты лжец, Мартин. Ты меня обманул. Нет никакого Правильного Мира».
«Я не знаю, кто я».
«Ты лжец».
…
— Мартин?.. Мартин, проснись, — раздался рядом знакомый голос.
Мартин не мог открыть глаза. Не мог пошевелиться. Его сознание блуждало где-то во тьме, и ему не понадобилось уходить. Он умирал, медленно и тихо погружаясь в наступающее безумие, как в черную воду.
— Просыпайся, тебе нельзя спать! Мартин, ну же!..
— Тебя здесь нет, — с трудом сказал он, по-прежнему не открывая глаз.
— Я есть. Всегда был. Мартин, пойдем, тебе нельзя здесь оставаться. Мартин, ты же просил тебя спасти, я же не виноват, что он не слушается!
В голосе звенело отчаяние. Мартину никогда не хватило бы жестокости отказать.
Он с трудом открыл глаза. Несколько секунд пытался заставить себя смотреть на человека перед ним, а потом впервые за долгое время улыбнулся.
— Ну здравствуй. Я по тебе скучал.
Вик стоял перед ним и без улыбки тревожно вглядывался в его лицо. Шестилетний мальчик, с еще не выцветшими в белый светло-серыми глазами, ничего не знающий ни о Виконте, ни об Офелии, ни о ненависти, которая их переполняла.
— Прости меня, Мартин. Говорил же, я плохой человек.
— Ты никогда не был плохим человеком, — возразил Мартин, вставая.
Мир качнулся перед глазами. Только сейчас Мартин заметил, что они стоят в абсолютной темноте. Не было дома, где он засыпал, не было Ореста, и сада с розами, и красных вспышек тоже не было.
