В каком отчаянии Вик с Ришей цеплялись друг за друга, стараясь убедить себя, что вот-вот начнется их новая жизнь, счастливая и спокойная. Кончится премьера, исчезнет Мари с ее зелеными колдовскими глазами, затихнут вальсы, останется висеть в шкафу алый платок, и Вику больше никогда не придется скалиться в хищных улыбках.
«Не бросай меня, я схожу с ума!»
«Не брошу», — и темнота отступала.
Она всегда умела ждать. Вот почему за его порогом всегда было темно — ждала своего часа, чтобы затопить душу, которая всегда принадлежала ей.
И как жалко, должно быть, выглядел Мартин, рисовавший розы в этой темноте. Она поглотила всех.
…
«Здравствуй, Лера».
Последние воспоминания. Самые яркие. Самые болезненные.
Мартин видел, что эта девушка давно не верила в правильный мир. Девушка перед ним была очень злой. А еще она очень пыталась казаться взрослой. Красный бант на шее, обведенные черным глаза — яркие акценты, словно узоры на крыльях бабочки. «Я опасна! Ядовита! Не подходи!». Но на самом ли деле она была ядовитой и опасной? Мартин видел в ее взгляде, там, под злостью и обидой, растерянность. И еще усталость, словно ей самой не нравилось носить на себе этот тяжелый, колючий образ.
«Ты давно не пишешь мне. Зачем сейчас приперся?! Возвращайся, тебя никто тут не ждал! Ты никому здесь не нужен!» — шипела девушка, пытаясь оттеснить Виктора к проему.
Он только со смесью брезгливого интереса и насмешки наблюдал за ее попытками. Лера была невысокой, едва доставала ему до плеча.
«А теперь ты меня послушай», — тихо сказал Виктор, когда ему надоело.
Он перехватил Леру за запястье и сделал шаг вперед. Он не обращал внимания на девочку, вышедшую из комнаты на шум. Она не интересовала его совершенно, как и все эти годы. За все время он не написал Оксане ни одного письма, и ни разу не спросил о ней Леру. И сейчас вспоминать о том, что у него есть еще одна сестра не собирался.
Не ослабляя хватку, он завел Леру на кухню и захлопнул дверь.
«Это больше не твой дом. Мне плевать, как вы жили до этого. Теперь все будет иначе», — сказал он, усадив сестру на стул.
В этот момент проем начало заволакивать туманом. Кажется, Виктор не только не хотел, чтобы Мартин вмешивался в их разговор, но и чтобы он его слышал.
Если решетки Мартин мог подменить, то что делать с туманом он понятия не имел. Конечно, он мог потом докопаться до этих воспоминаний силой, но что в этом толка, если слова, сказанные сейчас достигнут своей цели?
