Я уже думал, что на этом представление будет завершено, как вдруг со стороны здоровяка в центральный проход между кроватями вылетел комок мокрого тряпья. А следом вышел и его владелец без штанов и трусов. И снова никто даже головы не повернул. Немного постояв с идиотской улыбкой, здоровяк натянул на себя тряпье, тщательно расправляя каждую складочку и выравнивая белье относительно, одному ему видимого, ориентира. И стремительным шагом вернулся на кровать.
— А вот та — моя, — послышалось от зарешеченного окна.
Я посмотрел в ту сторону.
Два человека смотрели через стекло на больничный двор и, улыбаясь, тыкали туда пальцами.
— Вот и врешь, не твоя.
— Как не моя? Я что, по-твоему, жену свою не узнаю?
— Тогда вот та — моя.
— Ты уже показывал жену.
— А это не жена. Это сестра. Видишь, сумочка у нее в руках? Это она мне передачку несет.
— А вон та — моя…
В проход вылетел комок тряпья, а следом снова нарисовался здоровяк без трусов. Постоял, глупо улыбаясь, снял майку и остался абсолютно голым. На него по-прежнему никто не обращал ни малейшего внимания. После небольшой паузы здоровяк резко нагнулся, схватил одежду и принялся одеваться. Аккуратно натянул трусы, штаны, выровнял каждую складочку на одежде, отряхнулся и снова вернулся на кровать.
Вскоре за мной пришел санитар и отвел в крохотную белую комнатку, где меня ждала жена. Она успела съездить в магазин и привезти мне самое необходимое на первое время. Я всё ещё был на неё обижен, но теперь она, как ни крути, оставалась единственным связующим звеном с миром нормальных людей. И я усилием воли раздавил свою обиду, как гнилой орех.
Я попросил привезти мне темную одежду спортивного типа в которой, как уже заметил, ходило большинство пациентов. Мне не следовало выделяться, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание агрессивного контингента.
Вернувшись в палату, я обнаружил, что несколько больных как-то нехорошо посматривают в мою сторону. Мне стало страшно и я быстро залез под одеяло. Сразу подумалось, что если днём я худо-бедно смогу отмахаться от нападающих и продержаться до появления санитаров, то ночью шансов у меня практически не останется.
Удивительно, но я и думать забыл о своей беде, мысли о которой почти полгода грызли мой разум, как вечно голодные черви. Здесь опасность была зримой, явной и грубой. Речь шла не о больших проблемах когда-то там, на карту было поставлено животное выживание здесь и сейчас.
Видимо заскучав, обитатели палаты начали подговаривать одного молодого потребовать от санитаров воды. Недолго думая, тот принялся барабанить в дверь и орать во все горло:
