И хоть начинать новый день с улыбки мне непривычно, но чертовски приятно. Пусть и утомительно. Этакая слабая попытка наполнить себя позитивом. Пятьдесят раз разведенным до безвкусной бурды. И все же.
И все же, это не горький привкус разочарования. Утром вообще все выглядит немного проще. Как будто ночь способна накинуть лишние килограммы на проблемы, сомнения и обиды. Ночь утяжеляет. Давит. Она предназначена для хищников. Сильных и злых. А всем остальным в ней не место.
Я знаю, что мне не подходит это время суток. Как неудачное платье. Каким бы не оказался фасон, а все равно чувствуешь себя в нем неуютно. Неуверенно. Если есть алкоголь или порошок – хорошо. Они притупляют реакции. Если есть таблетки – еще лучше. Они отключают от действительности. Но когда нет ничего из вышеперечисленного, то в темноте начинаешь медленно ненавидеть себя, свою жизнь и весь доступный гардероб.
Обычно, это называют режимом самоуничтожения.
Из него, как ни крути, нет выхода. Потому что все циклично и имеет свойство повторяться. То есть пережил одну ночь, а за ней непременно наступит следующая. И так до бесконечности. Или до пули в лоб.
Вместо этого я стараюсь удержать улыбку на лице. Я сохраняю ее, пока моюсь в душе, одеваюсь, спускаюсь к завтраку. Завтракаю. Я берегу ее как драгоценный подарок, потому как впервые за многие дни она появилась у меня непроизвольно. Мышцы лица уже отвыкли от такой жизнерадостной мимики. Они напряжены и болят. Но я упрямая.
За первой выкуренной сигаретой, я пишу в новом ежедневнике имя брата, как будто я могу его забыть, и свой домашний адрес. Некогда домашний. Который тоже не так-то просто выкинуть из головы, но я старательно вывожу каждую букву. А потом еще раз. И еще. Пока не белоснежных листах не появляются уродливые кляксы. С каждым новым штрихом я повторяю про себя один и тот же вопрос. Как? Как до тебя добраться?
И сама отвечаю: на поезде, машине, самолете.
Когда-то я радовалась разделяющему нас расстоянию. Однако силу взаимной ненависти не измерить в километрах. Ее не укротить дорогами. Не приручить часовыми поясами. Можно находиться на разных полюсах и при этом скрипеть зубами от одного только воспоминания друг о друге.
А родственная ненависть вообще не поддается никакой дрессировке. И если уж таковая имеет место быть, то от нее не избавиться во веки веков. Аминь. Это не чужого дядю из подворотни недолюбливать. Сложнее. Гораздо сложнее. С ним у тебя, по крайней мере, нет общего детства, общих родителей и вместе проведенных в прошлом дней. От него ты де-факто можешь ждать любой гадости. Потому что он чужой. Он никто, и ему можно.
