Глупо, конечно, было сопротивляться так долго. И бессмысленно. Потому что нет прекрасней минут, в которые ощущаешь себя желанной. И нужной. Хоть на какое-то время.
Только секс. Но это такой секс, когда забываешь обо всем, что творится за пределами стен. Даже если там конец света. Наводнение или Третья мировая война. Чтобы не происходило в той, другой реальности не имеет значения. Есть и Я и Он. А все остальное пустое. И будто бы незначительное.
Впечатление сохраняется ровно до первого спокойного и размеренного вдоха. А потом мир возвращается на свое место. Небо становится небом, а земля землей. Со всеми ее проблемами и катастрофами личного характера.
Появляется перспектива его скорого ухода. И я вроде бы не хочу о ней думать и придавать значения, но как-то приходится. Приходится ждать этого момента. Чтобы почувствовать горькую, как полынь обиду. Саднящую боль, растекающуюся по височным венам. Чтобы остаться одной. До следующего раза.
Смятые простыни, ночная тишина. Незажженная сигарета. Недопитое виски. Кажется, я ему уже говорила «Тебе пора, уходи». Как раз, когда мы перебирались из гостиной в спальню. Получилось даже язвительно. Хоть и из последних сил. На пределе.
Все равно, он не услышал. Или сделал вид. Оборвал мою фразу быстрым поцелуем. Не в губы – в шею. В место, где, как правило, бьется пульс. Но он бился у меня в истерике. Клинической.
А теперь действительно уходит. Собирается неторопливо и не смотрит в глаза.
И я не смотрю. Ни в глаза, ни на него. Все больше в стену. Будто она гораздо интереснее.
– Я позвоню, – уже на пороге.
Киваю.
– Не заставляй тебя больше ждать.
Киваю. Передо мной стена. С вычурной темно-красной шелкографией. Передо мной китайское панно с причудливыми изгибами цветов. В руках у меня незажженная сигарета.
А простыни все смяты. Потому что еще десять минут назад…
Короткий щелчок замка. И наступает свинцовая тишина. Часы показывают три ночи. И снова совсем нет сна. Прекрасное время, чтобы сходить в бассейн. А потом поужинать.
Одной.
Подарок Романова на следующее утро – ежедневник. В дорогом тисненом кожаном переплете. И ручкой Паркер в комплекте. На его первой странице написано:
«Планируй свои дела так, чтобы всегда иметь для меня свободное время».
Почерк у него неровный. С острыми углами и зигзагообразными хвостиками. Нервный. Далеко не каллиграфический. Со слабым небрежным нажимом и косой строкой. Торопливый и неаккуратный.
И все же при виде этой записи, я улыбаюсь. Сквозь утреннюю дымку тумана. Косые лучи молочного солнца и приглушенный городской гам. Наперекор бессонной ночи и паскудным мыслям в голове.
