– Вам дальше, – видя мое замешательство, вдруг отзывается девочка и отводит взгляд. Голос у нее не звонкий, а хриплый. Глухой. В нем лишь отголоски заливистых детских нот. Слабое напоминание.
– Что? – я неловко перекладываю сумку в другую руку. Но и не думаю шевелиться. Стою себе на месте и смотрю на это человекоподобное существо. То ли в шоке, то ли в прострации.
– Я говорю, дети дальше, – терпеливо повторяет она с таким пренебрежением, будто сама к категории «детей» не относится. Но ей лет шесть, не больше, а глаза уже тусклые и безжизненные. Мне становится не по себе от этого. Хочется передернуть плечами и как-то исправить картинку, представшую передо мной. Раскрасить ее. Наделить теплом и светом.– Маленькие. Совсем. Вы же их ищите? Если приходят, то только за ними.
Нет. Не ищу. Это уж точно.
– Нет, – эхом повторяю я свои мысли.
– И они тоже не нужны, – довольно соглашается она и одергивает выцветшую сорочку. – Никому.
Ситуация, требующая моральной отдачи и каких-то слов. Самых простых, но способных поддержать и как-то успокоить. Не переубедить, а всего лишь отвлечь. Тут не подойдет жалость или сочувствие. Лишь полное проникновение в самую суть, намеренное погружение в вязкое болото реальности.
Беру ее за руку, сжимаю тонкие пальцы и веду внутрь палаты. Мы садимся на низкую койку друг против друга и молчим. Я не знаю, что говорят в таких случаях. Я не знаю, о чем говорят в таких случаях. Такой случай вообще первый раз в моей жизни. Поэтому я начинаю сначала. Спрашиваю ее имя.
Прежде, чем ответить, она с интересом смотрит на меня. Но даже интерес у нее вялый, будто из последних сил. Слабый рывок из безразличия, как из зыбучего песка.
Ее полное имя Арина.
– Я буду звать тебя Ришка, хорошо?
Она пожимает плечами. Безразлично.
– Можно подумать, ты придешь еще раз.
– Приду, обязательно приду.
Ее губы растягиваются в робкой улыбке.
– Тогда, хорошо.
Я спрашиваю ее про рисунки. И про то, любит ли она рисовать. Я спрашиваю про ее любимые игрушки и любимое занятие в свободное время. Я спрашиваю, какие животные ей больше нравятся, и какое время года. Я спрашиваю обо всем. А сама только и думаю о словах Жени, произнесенных в прошлую нашу встречу. Лейкемия. Операция. Не помогла. И не понимаю, почему. Почему так. Почему этому ребенку не повезло с самого рождения. У нее нет родителей и дома, но судьба, видно решив, что этого недостаточно, решила добить ее еще и смертельной болезнью.
Несправедливо.
