Знакомое приземистое здание. С разбитым крыльцом и тоскливым цветом серых стен, темной крышей и белыми оконными рамами. Миллион таких же расположилось по всей стране на ничем не примечательных глухих улицах. В тени небоскребов и жилых кварталов. И просто в тени. Словно спрятавшись от стыда за густыми кронами деревьев, чтобы случайно не попасться на глаза тем, кто их не хочет видеть. Здания-невидимки. Люди-невидимки.
Выбрасываю в урну папку и, чуть помедлив на выщербленных ступенях, захожу внутрь. Запах, от которого меня раньше чуть не стошнило, теперь кажется знакомым. Он как будто приводит в норму все функции организма. Отвлекает от ненужных мыслей и возвращает сбившуюся планку жизненной позиции на место.
За административной стойкой меня встречает милая девушка. То есть она изо всех сил старается именно такой выглядеть, но ее улыбка то и дело сползает с губ, и она с большим трудом возвращает ее на место. Называю свою фамилию. Объясняю ситуацию. Возможно, очередная финансовая помощь. Может быть, просто помощь. Мне или вам. Вы не понимаете? Не трудитесь. Я и сама не в курсе, о чем говорю. Просто дайте немного времени для реабилитации. Ваших подопечных? Конечно, и их тоже. Спасибо, вы ничем не можете мне помочь. Я сама. Я сама. Вы не против?
Она не против. Она оценивает мой внешний вид коротким взглядом, равнодушно пожимает плечами, словно говорит «Делайте, что хотите». В ее записи занесено мое имя. Напротив него записана сумма пожертвования. Как и в любом другом месте, здесь тоже многое играют деньги. Они открывают двери и пускают внутрь, а уж хочешь ты туда зайти или нет – дело твое.
Не торопясь иду по узким длинным коридорам, замечаю рисунки и слабо им улыбаюсь. Я прохожу мимо палат, в которые некоторые двери открыты. Я вижу в них застеленные кровати, прозрачные трубочки капельниц и столики, заставленные медикаментами и детскими влажными салфетками. Сложные конструкции медицинских приборов и красочные книжки со сказками. Я вижу на полках застиранных зайцев, мишек, собак. С черными глазами-пуговками, испуганно следящих за мной. За каждым шагом.
И только потом замечаю ребенка. Девочку.
Растеряно останавливаюсь. Замираю. И, кажется, не дышу.
У нее светло-голубые глаза. Пронзительно голубые в обрамлении густых темно-рыжих ресниц. И только по цвету ресниц можно сказать, что она рыженькая, потому как волосы на голове у нее тщательно сбриты. Бледные тонкие губы, вздернутый аккуратный носик, острые скулы. Она настолько худая, что создается впечатление, будто ее кожа светится изнутри. Изможденная. Уставшая. Словно вот-вот упадет в обморок. Или умрет. Прямо здесь. В коридоре. На холодном полу. С большими голубыми глазами и лиловыми синяками на руках.
