– Ты никогда не был таким, – не согласился с ним Деций.
Несмотря на то, что братья Блоссии внешне не были похожи друг на друга, какие-то черты в облике каждого из них указывали на то, что они – люди одного воспитания, одного сорта. Смысл жизни обоих Блоссиев заключался в служении Венере, только это служение выражалось по-разному. Братья любили женщин, но женщины любили их больше. Деций Блоссий, которого природа наделила замечательной внешностью, под чистым и нежным, как у девушки, челом скрывал глубочайшую развращённость, а его пленительно-скромный взгляд таил утончённую порочность. Это был человек, обладавший тем поразительным легкомыслием, которое не допускает ни малейшего раскаяния.
Иным был Марк Блоссий. На первый взгляд он не производил особого впечатления, но чем дольше приходилось общаться с ним, тем сильнее становилась его власть. Вначале он скорее изумлял, нежели нравился, он очаровывал своей загадочностью, в нём было нечто такое, что волною радости гасило малейшую искру сомнения. И вот уже внушаемые им чувства стихийно перерастали в беспредельную самозабвенную страсть и не было сил противостоять его губительному обаянию. В любви он не был ни расчётлив, ни жесток, как его брат, скорее именно в этом чувстве проявлялись те лучшие душевные качества, которыми была богата его натура: благородство и страстность.
– Но скажи, мой добрый брат, когда же ты полюбил её? – В голосе Деция появилась ирония.
Однако ухмылка, уже кривившая его губы, тут же исчезла под горящим взглядом Марка.
– Я не знаю, когда это произошло. Может быть, вчера, а, может, сегодня... Но только я вдруг понял, что Альбия дорога мне... Понимаешь, Деций, это уже не просто желание обладать ею, и это не азарт игрока, жаждущего победы... Мне нестерпимо больно от одной лишь мысли, что я больше не увижу её...
Какое-то время братья молчали. Кальпурния всё ещё терпеливо ждала.
– Ни одна женщина прежде не была для меня тем, чем стала Альбия, – снова заговорил Марк, задумчивым движением откинув со лба упавшие на него волосы. – Она волнует меня, чарует, изумляет... С ней я поверил в существование того, чего не находил в своей жизни, – поверил в добродетель и чистоту. Она настоящее чудо, милый мой Деций! Я думаю о ней, засыпая и пробуждаясь... а это многое значит. Её образ ходит повсюду за мной, он вокруг меня, во мне... Я ревную её ко всему мне неизвестному, ко всему, что скрыто в её недоступном сердце, ревную к богине, которой оно отдано. Так что же это, по-твоему: влечение или любовь?
