Ну да, кажется, что-то там такое синеется… Наверное, ещё часика три-четыре — и доберёмся. Кентавры всхрапнули хором — им не терпелось рвануть галопом, но они сдерживались.
— Превосходно! — обрадовалась Клинтиана. — Да исполнится воля матери-вселенной!
— Так что же, — вернул я разговор в интересующее меня русло, — мать-вселенная вот просто так захотела, чтобы вы переплыли океан и устроили там кровавую бойню? Вот прям вот так? По-моему, как-то это не по-матерински. Те, маги-стихийники, они, конечно, накосячили, но ведь стихийной магии больше нет. И они ведь тоже часть матери-вселенной! С чего бы ей хотеть их уничтожить? Вы не подумайте, я их, конечно, ненавижу, аж кушать не могу, руки чешутся всех поперерезать. Но мне бы принцип понять…
Клинтиана долго молчала, глядя туда, где обещали море. Потом, видимо, подобрала подходящую для меня аналогию и тихо сказала:
— Рука — часть тебя. Но если твоя рука застряла, а тебе нужно бежать, ты её отсечёшь. Как бы ни было больно, это — необходимость. Убрать старое, отжившее, тянущее назад, чтобы дать дорогу новому.
Я промолчал. Просто не нашёлся, что сказать, потому что вспомнил, как в подводной пещере отрубил сам себе руку. Потому что знал, что должен спасти Натсэ, которая осталась одна. Может быть, это и было тем, о чём говорит Клинтиана. Я хотел спасти ту, что любил, но мог бы вечность дёргать за эту нить, рыдая и умоляя ожившего мертвеца отпустить меня. Но я потянул другую нить — и победил. Интуитивно, как и всегда.
* * *
Мои прогнозы про три-четыре часа не выдержали критики. К заходу солнца уже хорошо было видно море, но войско встало на привал.
— Ночуем здесь, — сказала Клинтиана, сойдя с носилок. — Мортегар, мой шатёр…
— Он великолепен, — с чувством сказал я.
На лице Клинтианы промелькнуло выражение досады.
— Поступай, как знаешь, — буркнула она. — Пока…
Это зловещее «пока» мне отнюдь не понравилось. Накормив Половника, я ушёл к кентаврам, но для разнообразия предпочёл мужское общество.
— Тон, — сказал я. — Здорово. Как дела?
— Превосходно, Мортегар Настар-Танда, и с каждым мигом становятся всё лучше, — обрадовался мне кентавр. — Хочешь разделить с нами пищу?
— Конечно! — с энтузиазмом отозвался я.
Мужики варили в котелках что-то ароматное. Кашеварил кентавр, которого Тон представил, как Мона.
— Почему у вас имена такие странные? — не выдержал я.
— Когда нас отправили в изгнание, то запретили брать имена больше трёх букв, — объяснил Тон. — Кроме домодос. Домодос имеет право на четыре буквы. Кон уже сменила имя, теперь её зовут Коон.
