Пока мы ехали через лес, а потом по единственной улочке этого маленького скрытого от чужих глаз селения под высоким холмом, я силилась вспомнить хоть что-нибудь. Ведь мы с матерью бывали здесь, и не раз. Но теперь, в призрачном свете вечерних сумерек все казалось новым, незнакомым – и прочно сложенные деревянные дома, и колодец с покатой крышей, и длинный дощатый навес под деревьями, укрывающий стол со скамьями. Вспышка озарения настигла меня только тогда, когда фургон остановился возле самого большого дома, каменного и надежного, как замок. Я увидела темную от старости дверь под деревянным козырьком и резного петуха на ней, выкрашенного в красный цвет. В этот миг словно сорвалась тетива, и унесла меня в прошлое.
«Ба! Да это же малышка Шуна! Как ты выросла, детка! – высокий косматый человек нависал надо мной, заслоняя весь мир. Было страшно и хотелось поскорее убежать к матери. Но мать скрылась за этой резной дверью, помеченной знаком лихих лесных людей, и не велела ходить следом. Она наказала сидеть в фургоне и не высовываться, да только мне было слишком любопытно посмотреть, как живут феррестрийские разбойники. Мать никогда их так не называла вслух, но я все понимала и без слов. – Сколько тебе уже годов, а, красавица?»
Косматый, от которого за десять шагов воняло псиной, осторожно погладил меня по голове, порылся в кармане и вытащил помятый черствый пряник. Мама не велела брать еду у чужих без спросу, но лакомство выглядело слишком заманчиво. Я быстро сгребла пряник с ладони великана и сунула в рот, пока никто не отобрал.
Сколько лет? Кабы самой это знать. Мою годовщину рождения никто и никогда не отмечал, хотя иногда мать что-то бормотала об этом в разговорах со взрослыми.
«Шестой пошел, – услышала я ее голос за спиной. – Рада видеть тебя, Турри, – она подошла ко мне и больно дернула за ухо: – Шунка, вот же ты поганка! Кому я говорила сидеть и не высовываться? Вся в мать пошла, строптивая коза! Ну-ка быстро в фургон, пока по заднице не отхватила!»
Я моргнула и отогнала воспоминание.
Турри был хорошим человеком, хоть и помышлял грабежами с щенячьего возраста. Его убили спустя несколько лет. Повесили на городской площади в Риаме. Это я знала точно, потому что мать плакала об нем горше, чем о моем младшем братце, который помер годом ранее, лишь немного не дожив до второй зимы.
Красный петух на старой щербатой двери... После я видела его еще не раз. И самого Турри видела. И много еще кого, хотя мама всегда делала вид, будто мы в этом месте посреди леса всякий случайно, проездом и больше никогда не вернемся сюда.
