«Они вернутся, – сказал Руальд. – Теперь это вопрос времени. Недолгого времени, – помолчав еще немного он добавил: – Нужно готовиться к войне»
Они вернутся...
Не проходило и дня, чтобы эти слова не отзывались эхом в сознании Айны.
Они вернутся, и одним богам известно, что будет тогда.
Да, первым в столицу приехал Патрик. И Айна впервые увидела его с таким выражением лица, от которого ей захотелось спрятаться. Это было незнакомое ей лицо, высеченное из камня. А спустя еще несколько недель во дворце появился шаман.
Лиан и Фарр обрадовались его приезду, но на самом деле в этом не было ничего хорошего – Руальд начал собирать свою армию. И с того вечера, как дергитский колдун перешагнул порог Солнечного Чертога, не проходило и дня, чтобы он с раннего утра и до самого заката не уходил куда-то со своими учениками.
Тем слаще были вечера – бесценные, как вода в пустыне, как огонь в середине зимы.
Вечером они собирались все вместе в большой гостиной... или оставались вдвоем с Фарром, здесь, в этой опочивальне. И тогда слуги приносили им еду на небольшом круглом столе, который ставили прямо у кровати. Но прежде, чем воздать должное угощениям, Фарр неизменно задувал все свечи, кроме одной и в тихом бархатном полумраке медленно развязывал шнуровку ее платья. Кожей спины и пламенем внутри себя Айна ощущала его страсть и его радость, его жажду и огромную волю, до времени усмиренную, подобно спящему среди углей огромному пожару. Он знал, что это его время. Их время. И никто не посмеет прийти в этот час, нарушить волшебство, для которого не было слов, но только ощущения.
Он любил ее жарко и трепетно, неистово и нежно, и в том, как сливались их тела Айна ощущала безграничную правильность бытия. Все стало иным, не таким, как прежде. В их объятиях больше не было горечи, не было привкуса вины и страха, а потому каждый жест, каждый взгляд, каждый вдох и выдох отзывались иначе, чем в те годы, когда между ними стояли титулы и предназначения.
«Ты моя», – говорил Фарр, и пламя свечи колебалось от его голоса, а Айна ничего не отвечала, только слушала, зажмурившись, как эти слова падают в самую сердцевину ее души, заполняя невидимые дыры.
И уже не представляла себе, что могло бы быть иначе.
«Ты моя, – утверждал он, наполняя ее тело своей силой и жизнью. В этот миг все свечи разом вспыхивали, озаряя опочивальню небывалым радужным светом. И спустя несколько долгих растянутых в вечности мгновений великий колдун и наследник тихо шептал в изнеможении: – А я твой...»
