Как ни ровно гребут Романов, Логачев и Дарья, пустая лодка вихляется, и Виктор Комков из всех сил старается, чтобы выровнять ход, чтобы не ударила плашмя о борт тяжелая, опасная волна. Трудно фронтовику без ноги…
Тихон машет и машет веслом, глядит на поселковый берег. Под ним, на песчаном приплеске, тянутся две телеги с серыми полотнами ворот. Подергивая вожжами, крепко держит голову бородатый Корнев. За подводами идут с мастером Михайловым братья Чудновы.
«Может, не надо было срывать Чудновых-то с лодок, — беспокоится начальник. — Тут кто послабей бы управился…»
А у лодочной пристани топчется Петя Куличков. Мальчишка прибивает на вкопанный столб легкий фанерный щит. На его желтизне красной охрой написано:
«320».
«Осталось триста двадцать кубов из тысячи! Скоро уж», — радуется начальник участка.
«Триста двадцать», — читают сплавщики.
И тоже радуются.
5
Не обошлось на берегу без Романова, позвали-таки мужики.
Начало дела было пустяшным. Сколотили из слег невысокие леса, осталось пришить привезенные полотна ворот. Ну, само собой, прежде следовало сгрузить их в воду. А до того по течению реки выкопать продольную канаву на мелководье.
Пока братья Чудновы покуривали в затишке, Тихон с Михайловым пошли песчаной полоской у воды — не мешало посмотреть, что к чему.
Старый мастер шагал устало, молчал, и его молчание пугало начальника. Возьмет да и объявит затею пустой. «Не посоветовался с самого началу, а надо бы! — признался себе Романов. — Сам колгочусь, людей сорвал с лодок, вон Андрюху кликнул с реки…»
И скорей себя, чем спутника, Тихон принялся убеждать:
— Смотри, Кузьмич… Там головка маты была — там уровень воды сходный… А копать начнем здесь. Ну, вглубь-то, пожалуй, на полметра хватит. Нам только дорожку показать Чулыму, а он уж после просквозит… Выхватит песок, к остаткам маты понтоны подцепим — вот и не бродить людям в воде, наверху будет береза! Погодье-то как обернулось…
— Рано сиверко захиусил… — согласился Михайлов и глубже нахлобучил рыжую собачью шапку. — Пойду ребятишек наведаю. Вицы не везут долго, а Швора, того и гляди, зашумит.
— Как они там?
— Ребятишки-то? Их только похвали… — мастер скорбно улыбнулся. — Вчера прихожу к ним после обеда — прильнули друг к дружке и спят на сучьях. Посинели от холоду, одежонка-то плохонька, ремки одне.
— Неуж совсем одеть нечего?..
— Дети… На них ведь все, как на огне, горит… Есть, конечно, одежонка и поисправней, так для школы берегут. Нужда рано к уму добавляет, учит и вперед смотреть… Стою, поднимать жалко, а надо! Кричу: давайте, ребятишки, беритесь за ножи, — а у самого комок в горле…
