Мешок был целый, залатанный…
4
Суматошно мечется по Чулыму северный навальный ветер, ярится, вертит крутые верхи мутных волн. Низкие, рваные тучи несет над холодным жаром осенних лесов. Тоскливо, пронзительно кричат над расходившейся рекой ломкие в крыльях чайки. Это поначалу только, как опустишь руки в воду, обожжет их холодом и стянет жесткими колючими жгутами. И когда через голенище сапог воровски кинется раскатная прибрежная волна — ледяные иглы прошьют до костей разгоряченные ноги. А потом вроде и ничего, притерпится тело. С веселым ожесточением работали сплавщики.
…Сапог под водой нащупывает тюльку, и Романов, согнувшись, лезет руками в поднятую муть, чтобы раскачать в песке березу. Вытаскивает из воды конец. Слабнут пальцы, но тут, на подхвате, сильный Логачев и рядом добро улыбается Дарья Семикина. Лодка на глазах тяжелеет, осаживается в воду.
Фоминские девки держатся почему-то поближе к начальнику сплавучастка. И здесь же Костя Кимяев со своими напарниками. Поднимая брызги, парень молодцевато прыгает из лодки в воду — хорошо ему. Катенька-то Рожкова рядышком! Костя то и дело поглядывает горячими глазами на Катю, боится, не заметили бы этих его взглядов, этой его влюбленности.
— Шевелись, матани-и! Это вам не у коровьего вымени дремать… Железяку на столбяку-у! — Парень тащит из воды тюльку и распевно кричит:
Раз, два на ход!
Тянет пароход.
Еще раз!
Подалась!
И Дарья Семикина сегодня веселая. Не из говорух, а разошлась.
Шути, Дарья Семикина, напоследок. Скоро оборвется твой смех, солдатская вдова. Знала бы ты, какой конверт лежит для тебя в столе у Романова. Еще не пересилил себя Тихон, еще не отдал извещенья, не смог!
Кажется, все… Совсем онемели суставы пальцев, но когда упрешься ногами в тюльку да начнешь, откидываясь назад, грести широким веслом… Скрипят, горгочут уключины… На середине реки проступает на лбу испарина и становится теплей вода в раскисших сапогах.
На новой мате куда легче — сухо. Покачиваются на зыби воды связанные черемуховыми вицами донки — выскакивай на желтизну сплоченных сосен и укладывай в два ряда привезенную березу.
— Да, Андрюха… Знаем, силен! Не кидай с маху… — кричит мужику Александр Швора. Его бригада крепит очередную донку с матой, широкое (тело которой уже далеко вытянулось у глинистого крутоярья.
Около тридцати груженых и пустых лодок наискось чиркают по гребням волн от берега к берегу. Издали черные скорлупки их похожи на две нити диковинных бус, и кто-то, невидимый, сильный, передергивает эти бусы по живой, волнующейся груди осенней реки.
