Пятая мата | страница 51
Вызов Кимяев принял трудный.
Упругий стальной трос, если он нов и не смотан на катушку, обыкновенно сам свертывается в завитки, в петли, которые сплавщики Чулыма почему-то называют «колышками».
Косте и Андрюхе надлежало раскрутить эти «колышки», расправить двести с лишним метров троса в ровную нить. Вся трудность при этом состоит в том, что выпрямление делается на земле и только в наклонном положении. Редко кто, примерно в течение часа, выдерживает напряжение согнутого тела, а потом, раскручивание толстого стального троса уже само по себе требует большой физической силы.
Будь у сплавщиков время, обошлись бы и одним концом троса. Сейчас на ворот крепили сразу два обрывка.
Конец Андрюхи оказался длиннее, и Швора, возившийся у ворота, крикнул Киняйкину:
— Василий, подсоби… Накинь девку![12]
Кимяев сбросил грязную куртку, остался в одной рубахе. Сквозь реденький сатин проступало его крепкое свитое тело.
— Дак, начал! — с силой выдохнул Андрюха и взялся за трос. Был он много выше Кости и заметно шире в плечах. На крутых скулах юльского мужика играли крупные катыши желваков.
…Будто живой он, трос. Извивается, виток по спирали переходит в другой, третий, и, кажется, не будет конца тем упругим «колышкам». На ладонях вздуваются вены, в глазах темнеет.
Спина давно окаменела, почти нет сил держаться в этом мучительном наклоне. А в голове красный, кровяной звон. Возбужденные голоса мужиков где-то далеко-далеко…
— Держись, Костенька-а… — кричит кто-то просяще, жалобно.
Парень узнает голос Кати. Радость снимает напряжение, руки опять наливаются силой.
Когда опал последний, сорок седьмой, виток, а трос остался мертво и прямо лежать на траве, парень наконец выпрямился.
Вокруг него толкались и орали борчане: «Одо-ле-ел!»
Грузно, валовато подошел Андрюха, смущенный, подал руку:
— Здоров ты, однако, паря. Заматерел… А на погляд так себе! Спина у меня что-то разом отнялась, бросил я трос. Да ты не думай, я эти «колышки» уминал шутейно… Романов знат, видал!
— Раз на раз не приходится, — щадя побежденного, согласился Костя и поискал глазами Катю. Радостная, как и все — возбужденная, она стояла рядом и улыбалась ему.
Начальник взглянул на часы.
— Э, мужики-и… Делу — время, а потехе — час… Па-ашли!
— Братцы, пора за ноги браться, а то лодки рассохнутся! — поддержал Кимяев Романова и первым стал спускаться к воде.
Рабочие улыбались парню.
Непогодь принесло на Чулым.
Диковал над тайгой ветер, поднимал, ерошил речную чистовину, белые плескунцы бились о борта смоленых лодок и размеренно точили длинные желтые ножи песчаных отмелей.