Пятая мата | страница 38



«А что… Покоряются!»— еще раз утвердился в мыслях Петя и улыбнулся всем своим круглым курносым лицом.


4

Еще до обеда пришла к Боровой Варвара Клевцова и объявила Романову, что зовут в контору — ждет лесхозовский, срочно бумагу подписать надо, а какую — она не знает.

Лесничий привез акт на передачу участку черемухового колка, борские уже несколько дней рубили черемуховые сучья на вицы, и рубили без нужного на то разрешения.

Акт подписали минутным делом. Трофимов поворчал за самовольную порубку, а потом напросился обедать, и Тихон повел мужика домой. Случалось, сам приезжал по делам в лесхоз, и тот без угощения начальника сплавучастка не отпускал. Пришлось сходить в магазин за спиртом. Угощал Романов Трофимова недолго, гость и сам понимал, что распивать чаи хозяину некогда.

…Ласково пригревало на дворе солнышко, береза серебряным глянцем листвы у крыльца плескалась, спиртик у начальника по жилам разгулялся игриво — хорошо!

Тишина в поселке, безлюдье. Только ветер по уличной дороге пыль вихрит, швыряет серые заверти в жердяные прясла огородов.

Пить захотелось. Завернул Тихон в летнюю кухоньку, хватил ковшик холодненькой, взглянул в зеркальце — Фаина у окошка приспособилась — и загрустил. А и было отчего: лицо краснотой занялось и что выпил — по глазам видно. Не след казаться хмельным на реку! Как он на Дарью Семикину посмотрит, она же за него тюльку из холодной воды сейчас таскает…

Начальник потоптался в ограде, а тут жена с огорода. Качнулась длинным телом, взглянула укорно и заговорила, видно, о наболевшем давно.

— Люди поправили стога, а мы все чтой-то ждем. Дождемся. Небо-то морочит. Задож-жит не сёдни-завтра, спортится трава — чем корову кормить?

Неделю назад ударил в Причулымье шалый ветер и у многих борских верхи стогов посшибал. Романов тут же отпустил с работы всех, кому надо было поправить сено, лишь сам не удосужился сходить в луга. Права Фаина, тянуть дальше — это себя наказать. Прольет стог часом, а после и кидай Пеструхе гниль. Какое молоко ждать!

Тихон сходил в стайку, взял там деревянные троерогие вилы, заткнул за ремень топор и пошагал со двора.

…За поселком, за сосняком, за речкой Боровой — солнечно, ветрено и зелено. Высокая, к осени, поднялась отава, хоть снова литовкой маши.

Широкая грива тянулась далеко по Чулыму, стога сена на ней стояли густо и сейчас мягко теплели своими рыжими приглаженными боками. Романов, расслабленный спиртом, терзал себя воспоминаниями.