Что можно зеленью? Покроет легонько каску бойца, тоже и шинель — похожести будет больше.
Не ждал Петя, а зашел Романов. Начальника, знать, беспокоил этот щит. Юный художник разведенной в керосине печной сажей выписывал пальцы правой руки бойца. Тихон мельком взглянул, потом отошел к стене сарая, сощурился и посмотрел еще раз. По-мальчишески облизнул губы, языком поцокал.
— Что оказать, когда нечего сказать… И похвалил бы, да курносый нос совсем задерешь… А стихи-то придумал сам?
— Сказала Олимпиада Степановна, что сойдут…
— Молодчага!
Гордый, Петя размашисто полоскал в керосине кисть. Он кончил работу. Как всегда, начальник бежал куда-то. Уже в дверях сказал:
— Возчика нет, сходи за лошадью, отвезешь и прибей сам. Как где? У Боровой, там уже столбы вкопали. А тяжело одному — пацанов кликни. И вот еще что… В клубе нары ставят — последи там за всем, а надо будет, и распорядись.
Петя остановил начальника.
— Тихон Иванович, скажите вы Варваре Фирсовне…
— Что я должен сказать Варваре Фирсовне?
— Бумаги-то у нас чистой, сами знаете, нет. Из архива дерем, на газетах пишем, а то и книги Варвара Фирсовна приносит… Теперь она Гейне принесла…
— Это кто такой будет? Убей не знаю!
— Поэт. Германский.
— Германский…
— Тихон Иванович… Да это такой поэт, как наш Пушкин Александр Сергеевич. Гейне тоже призывал к свободе. И на тех же немцев, которые плохие, критику наводил. А Варвара Фирсовна, она такая…
Романов вздохнул.
— Клевцову тоже, брат, понять надо. Жениха у нее убили… Согласен, книгу Гейне рвать никак не годится. Такого поэта беречь резон. И — сбережем!
— Возьмите у нее, будто почитать…
— А я и почитаю, у меня, знаешь, хорошая книжка не залежится!
— Потом мне, ладно?
— Все, заметано! А вечером передовую для стенгазеты отдам. Зайди!
…Телега медленно тянулась поселком, облепила ее малая босоногая ребятня и шумела. Толкались, вытягивали мальчишки и девчонки худенькие шеи к щиту, восхищенно глядели на Петю. Тот что побойчей, Васька Владимиров, спросил:
— Петь, праздник, что ли, будет? Лозунги везде понавесили…
— Праздник! — торжественно ответил Петя. — Вон, на реке, праздновать начинаем. И гостей ждем!
Двумя часами позже юный художник укрепил у клуба и второй, несколько меньший щит. На теплоте чистого дерева броско, веселой красной охрой пробежались всего две строчки Петиного же двустишия:
Рабочую дружбу делами крепим,
И нам покоряются лес и Чулым!
Довольный мальчишка бросил на телегу молоток, оглядел поселок и голубой разлив Чулыма, по которому плыл караван тяжело груженных березой лодок.
